«Бункер Гитлера отсутствовал на розданных нашим войскам картах. Можно было только догадываться, где он прячется».
80 лет назад, 30 апреля 1945 года Адольф Гитлер покончил с собой, а спустя пару дней, 2 мая завершилась Берлинская наступательная операция Красной армии. Именно она привела к капитуляции нацистской Германии. О подробностях штурма Берлина и его последствиях aif.ru поговорил с известным военным историком Алексеем Исаевым.
— Намного сложнее, чем поменять колею, было организовать переправы через реки. Это был самый настоящий подвиг — строить мосты в ледяной воде в феврале — начале марта, когда только начиналась борьба за плацдарм. А в апреле 2-й Белорусский фронт форсировал сразу два русла Одера — западное и восточное — в тот момент, когда река разлилась из-за половодья, и между руслами образовалась затопленная пойма. «Два Днепра, а посередине Припять», — так называли это место наши солдаты. «Перед нами лежала сплошная полоса воды шириной пять километров, — вспоминал маршал Рокоссовский. — Западный высокий берег еле просматривался. Была бы это просто река, было бы легче, на лодках или на паромах можно пройти. Но через пойму не переплыть — слишком мелко... Препятствие серьезное. К тому же противоположный берег повсюду господствовал над нашим». И все же это препятствие наши войска сумели преодолеть.
— Это и так, и не так. Готовились тщательно, но всё-таки спешили, опасаясь коллапса на западном фронте у союзников. Хотя Жуков предлагал более размеренный вариант наступления, с созданием еще одного плацдарма под Франкфуртом-на-Одере, чтобы с двух сторон нанести удар по противнику и рассеять его внимание. Но Сталин потребовал брать Берлин как можно быстрее — с единственного Кюстринского плацдарма.
— Такую репутацию ему создали позже, и это был черный пиар с политическим подтекстом. Если смотреть на факты, то в 1945 году Жуков располагал совсем небольшим ресурсом потерь. Красная армия шла на Берлин с дивизиями в 4-5 тыс. человек, при штатной численности 10 тыс. В отличие даже от Будапешта и Вены, резервов у ставки уже не было. И разбрасываться живой силой ни Жуков, ни Конев позволить себе не могли. Стоило потерять 1,5 тыс. убитыми и ранеными на дивизию, и она становилась небоеспособной. Поэтому нужно было проявить максимум полководческого мастерства, чтобы проломить немецкую оборону с наименьшими потерями. И в общем-то это получилось. Конечно, не всё пошло по плану — было бы странно надеяться, что немецкая оборона, которая строилась два месяца, рухнет как карточный домик. Но все же наши войска нашли в ней слабые точки и эту стену пробили.
Проколы французов и отчаянье фюрера
— Правда ли, что никто из штурмующих не знал, где находится Гитлер?
— Да, это так. О существовании подземного бункера во дворе рейхсканцелярии, на углу Фоссштрассе и Вильгельмштрассе, не знали ни мы, ни союзники. Это место отсутствовало на розданных войскам картах города. Можно было только догадываться, где прячется Гитлер, — подходящих, хорошо укрепленных объектов в Берлине хватало. Поэтому вопрос о том, кто заставит фюрера самоубиться — а это был ключ к скорейшему завершению войны — не был предрешен. И все решилось благодаря случаю и воинскому мастерству конкретных людей.
Как стало ясно потом, угрозу для рейхсканцелярии создали три объединения — 5-я ударная армия Берзарина, 8-я гвардейская Чуйкова и 1-я гвардейская танковая Катукова. Именно они двигались по направлению к тому месту, где засел Гитлер. Пробиваться было сложно, и главным препятствием служила водная артерия — Ландвер-канал, одетый в гранит и протекавший через весь центр города. Семиметровые стены его набережной были, прямо скажем, не подарком для форсирования. Но наступающие справились, и отчасти в этом им помогли... немцы и особенно воевавшие за них французы. Именно последние стали главными неудачниками боев за Берлин. Причем, произошло это дважды. Первый раз — когда французы стояли рядом с аэропортом Темпельхоф, и у них за спиной высился гигантский универмаг «Карштадт». Когда немцы взорвали это здание, чтобы хранившиеся там запасы не достались русским, французские нацисты, услышав чудовищный грохот, с перепугу отступили на несколько кварталов, и тем самым открыли путь в центр города бойцам Чуйкова и Катукова. А второй серьезный прокол случился на площади Бель-Альянс и расположенном там мосту через Ландверканал. Оборонял его батальон французской дивизии СС «Шарлемань», и почему-то этот мост, в отличие от других, они не взорвали. Хотя проходившая через него Вильгельмштрассе вела прямо к рейхсканцелярии — с моста её уже было видно. Когда французы сдали мост, наши вошли в правительственный квартал, и 29 апреля советские танки и пехота оказались в 300 м от бункера Гитлера. В тот день фюрер был еще жив. Узнав от генерала Монке, отвечавшего за центральный сектор обороны Берлина, что русские уже на Потсдамской площади и что сдерживать их получится максимум сутки, он стал выяснять, успеют ли подойти резервы. И когда получил неутешительный ответ, покончил с собой.
— Если было важно взять Гитлера живым или мертвым, то почему главной целью наступления стало здание парламента — Рейхстаг, который власти рейха давно уже не использовали?
— К Рейхстагу шли не потому, что искали там Гитлера. Все понимали, что фюрер может быть где угодно. Захват Рейхстага позволял разрезать оборону Берлина на куски, словно пирог. И потом его «подъедать», последовательно уничтожая очаги сопротивления. Но, повторюсь, в реальности всё зависело от того, кто быстрее дойдет до рейхсканцелярии и заставит Гитлера самоубиться. Позже генерал Бабаджанян, командир 11-го гвардейского корпуса армии Катукова, вспоминал, что его танки уже прямой наводкой били по рейхсканцелярии. Мол, если бы знали, что там сидят Гитлер, Борман и прочие, то рванули бы туда и всех взяли... Но и без штурма рейхсканцелярии дело было сделано.
— Почему гитлеровцы бросили последние силы на оборону расположенного в черте Берлина аэропорта Темпельхоф?
— Этот аэропорт был способен принимать самолеты любой грузоподъемности. Если бы штурм не удался и Берлин остался в окружении, то он мог бы стать важнейшим пунктом снабжения. Именно поэтому, когда армии Чуйкова и Катукова стали занимать Темпельхоф, последние ресурсы берлинского гарнизона были израсходованы на попытку отбить аэропорт. Но тем самым немцы лишь надорвали свою оборону. Уцелевшие в этом бою части откатились к центру города уже в небоеспособном состоянии.
— Одним из самых удачных решений при взятии Берлина считается форсирование реки Шпрее — там, где сейчас стоит памятник советскому воину-освободителю в Трептов-парке. Почему?
— У Жукова была домашняя заготовка, связанная со штурмом Берлина. Он заметил, что в обороне города есть брешь — та самая парковая зона. Заранее заготовили для 5-й ударной армии переправочные барки и полуглиссеры — катера Днепровской флотилии. Прыжок через Шпрее и стал первым ходом в прорыве обороны. Вместо гранитных набережных там были пляжи, и красноармейцы устроили в этом месте свой «день Д» с высадкой десанта. Высадились удачно, прямо в тыл одного из секторов обороны Берлина. Сектор коллапсировал, оборона стала разваливаться. За этот провал даже был снят с должности командир дивизии, оборонявшей парк. Но это немцам уже не помогло...
Правда, после высадки 5-я ударная уперлась в целый комплекс очень прочных зданий в старой части Берлина. Пробиться через эту преграду Берзарину не удалось. Но если бы что-то пошло не так у Чуйкова и Катукова, то войска Берзарина пошли бы по другому берегу канала, круша все на своем пути. И вскоре тоже подошли бы на расстояние 300 м от бункера Гитлера, создав импульс для его самоубийства.
— Черчилль хотел захватить Берлин раньше русских. Конечно, Берлин — главный приз, но брать его англичанам тоже пришлось бы дорогой ценой. Они были к этому готовы?
— Речь шла о будущем политическом устройстве мира и о том, кто будет считать себя главным победителем в войне. Черчилль это прекрасно понимал. Но тут свое слово сказал американский генерал Эйзенхауэр, который уже думал о президентском кресле и не был заинтересован ни в каких авантюрах. Поэтому он выступил противником броска на Берлин с запада и сосредоточился на уничтожении Рурского котла, справедливо опасаясь, что часть немцев оттуда может отойти в горы и оттуда их придется долго выковыривать. Эйзенхауэр громил группу армий «Б», забрав для своего усиления одну из армий у британского главнокомандующего Монтгомери. Поэтому англичанам, решись они на штурм Берлина, пришлось бы наступать с ограниченными силами.
Хотя вероятность захвата Берлина нашими союзниками не была исключена — при условии, если бы мы застряли на Одере. Американский генерал Паттон как раз был склонен к авантюрам — он, например, предлагал «послать русских к черту» и брать Прагу своими силами. Думаю, что и на Берлин он мог бы рвануть вместе с Монтгомери, проигнорировав мнение Эйзенхауэра — по принципу «победителей не судят». Так что задерживаться на подступах к Берлину нам было никак нельзя.
«Победа могла бы стоить еще дороже»
— Много лет после войны возникал вопрос о том, стоило ли взятие Берлина таких больших жертв. Мол, надо было окружить город и дождаться капитуляции. Да, победа наступила бы позже, но сколько людей остались бы живы... Что думаете об этом?
— Вопрос в том, сколько бы пришлось ждать сдачи Берлина. Бреслау, например, не сдавался с февраля и сделал это только 6 мая... К тому же, пока не пала столица, продолжали бы сражаться немецкие группировки в Австрии, на Балканах. И в конечном счете это стоило бы нам больших потерь, по сравнению с теми, что мы понесли при штурме Берлина. Столица Третьего рейха имела достаточно запасов продовольствия и других ресурсов, чтобы выдерживать осаду месяцами. Кончилось бы все равно нашей победой, но только позже и более кроваво.
— Только по итогам Берлинской операции в плен попали почти 400 тысяч гитлеровцев. А всего с 9 по 17 мая было взято в плен и принято капитулировавшими около 1,4 млн солдат и офицеров вермахта. Многих потом использовали в качестве рабочей силы при восстановлении разрушенного ими народного хозяйства. По сути, вместо репараций, которые СССР так и недополучил?
— Сталин считал так: с получением денежных репараций всегда бывают трудности, поэтому СССР должен взять причитающееся в натуральном выражении. Помимо станков, оборудования и т. п. это был и труд военнопленных. При этом относились к ним у нас вполне по-человечески. Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается, говорил советский вождь. Считалось, что воевать в нашу страну пошли в основном люди, обманутые нацистской пропагандой. Понятно, что курортные условия пленным обеспечить не могли, да и не собирались. Но им платили зарплату, пусть и небольшую, сносно кормили — насколько это было возможно в условиях, когда вся страна после войны жила впроголодь.
— Если положить на одну чашу весов всё разрушенное немцами, а на другую — репарации, вывезенные заводы, труд миллионов пленных — первая все равно перевесит? Подсчитано, например, что СССР полностью или частично демонтировал и вывез без малого 4,4 тыс. немецких предприятий, а немцы разрушили в СССР гораздо больше — 32 тысячи...
— Сопоставить ущерб и репарации сложно. С одной стороны, СССР получил от Германии не только заводы, но и ряд высоких технологий, которые, конечно, дорогого стоили. С другой, война сгубила миллионы человеческих жизней. Никакими деньгами эти потери было не измерить, никакими репарациями не компенсировать.