Дальний Восток, занимающий по площади более 40% страны, богат полезными ископаемыми: нефтью, газом, углем, алмазами, золотом, черными и цветными металлами. При этом в ДФО проживает лишь 7,9 млн человек, то есть всего около 5% населения. Тем не менее Россия очевидно делает ставку на развитие дальневосточных и арктических регионов, где сегодня реализуются мегапроекты с инвестициями в десятки триллионов рублей. «Эксперт» в преддверии ВЭФ-2025 побеседовал с главой Минвостокразвития Алексеем Чекунковым о взаимодействии государства и бизнеса, а также о прошлом, настоящем и будущем стратегического макрорегиона.
— Какие результаты продемонстрировал Дальний Восток к юбилейному, десятому Восточному экономическому форуму?
— Главное — приток населения в 24 тыс. человек, зафиксированный на Дальнем Востоке в 2024 году. Это исторический рекорд. Такой эффект дали социальные программы и почти 3 тыс. новых точек экономического роста — столько инвестпроектов за две пятилетки запущено на Дальнем Востоке в различных отраслях при поддержке государства.
По сути, создана новая экономика Дальнего Востока, построены и продолжают строиться предприятия мирового уровня. Всего в развитие макрорегиона уже инвестировано 20 трлн руб. Из них около четверти пришли в проекты, включенные в систему механизмов ускоренного развития. Ее основа — территории опережающего развития, льготы Свободного порта Владивосток, специальные преференции для инициаторов проектов на Курилах, специальный административный район на острове Русском в Приморском крае.
По темпам роста инвестиций, промышленного производства, строительных работ Дальний Восток значительно опередил среднероссийские показатели. Валовой региональный продукт за десять лет увеличился в 2,8 раза, инвестиции в основной капитал — в 3,9 раза, средняя зарплата — в 2,4 раза. Рост экономики дал дополнительные доходы в казну — бюджеты дальневосточных регионов выросли в 2,4 раза.
— Тематика ВЭФ-2025 будет посвящена в том числе государственно-частному партнерству (ГЧП). Какие ГЧП-проекты на Дальнем Востоке и в Арктике вы считаете приоритетными?
— ГЧП на Дальнем Востоке реализуется прежде всего через механизм дальневосточной концессии. До того как процентные ставки стали запретительными, успели начать реализацию почти 30 проектов на 130 млрд руб.
Некоторые из них сдаются в этом году, например, горнолыжный курорт в городе Арсеньеве стоимостью 10 млрд руб. Классический пример объекта, который никогда бы не состоялся без ГЧП.
Аналогичным образом профинансированы городские проекты — например, реконструкция системы освещения в Чите и Биробиджане. Многие якорные и флагманские проекты мастер-планов городов ДФО и Арктики создаются в формате ГЧП: общественный центр в Петропавловске-Камчатском, театр и культурный центр «Байкал» в Бурятии, кампусы университетов, аэропорты.
— До появления дальневосточной концессии в региональные проекты ГЧП, как правило, не привлекались федеральные ресурсы и федеральная экспертиза. В ней в основном участвовали региональные и муниципальные власти и консорциум — профессиональный инвестор и банк. Зачастую баланс обязательств и рисков был перекошен в сторону государства, а прибыли — частного партнера. Из-за этого некоторые проекты ГЧП попадали в поле зрения правоохранительных органов. Но даже когда претензий не было, взятые в процессе реализации финансовые обязательства оставались лежать тяжелым грузом на региональных бюджетах.
Поэтому нужен федеральный экспертный институт, которым по решению президента должен стать ВЭБ.РФ. Он должен помочь избежать такой ситуации, что в погоне за прибылью инвесторы и банки выходят на перегруженных госслужащих (другую сторону сделки ГЧП) и, «выкручивая им руки», заключают договор.
— Новая глава в истории ГЧП — сбалансированные проекты, где все большее значение будет иметь именно их коммерческая доходность. Хороший пример — парки развлечений. При создании одного из них, во Владивостоке, партнером выступает «Союзмультфильм». ФСК — девелопер парка, он заинтересован, чтобы рядом с жилыми комплексами появлялись и места досуга и отдыха. Тут роль государства поддерживающая, а не доминирующая. Условно из 100 руб. — 30 руб. государственных, а еще 70 руб. приходит, потому что в парке люди тратят деньги.
— Сейчас портфель ГЧП-проектов «в холодильнике» кратно превышает уже завершенные — примерно на 300 млрд руб. Это проекты по строительству, благоустройству городов, созданию общественных центров, набережных, музеев, спортивных объектов. Брать в банке кредит под 23–25% годовых, а потом десять лет расплачиваться за него из бюджета нерационально. По факту это приведет к удорожанию проектов в два-три раза.
— Фактически все в этой сфере. По ряду из них мы вынуждены были перейти на прямое бюджетное финансирование, например при создании инновационно-технического центра во Владивостоке. На трехлетку у нас заложено 6,7 млрд руб. под этот проект, и добавим еще порядка 18 млрд руб.
— Реальная ставка, то есть разница между «ключом» и инфляцией, должна быть не более 10%. Например, при годовой инфляции в 5% ставка может быть на уровне 14%.
— Возвращаясь к теме проверок, можно ли как-то защититься от претензий силовых структур?
— Мой опыт госслужбы дает однозначный ответ: практически во всех конфликтных ситуациях силовики добиваются соблюдения закона. У нас довольно сложная нормативка.
Плюс не всегда опытные и добросовестные подрядчики и инвесторы. Приходил новый губернатор, и оказывалось — надо полбюджета отдавать, чтобы рассчитаться с долгами, накопленными предыдущим главой региона. Поэтому такой способ защиты ГЧП, как мораторий на проверки, не выход. В этом и должна состоять роль координирующего института (например, ВЭБа) — ставить «печать качества» на проект.
— То есть гарантом качества будет ВЭБ?
— Назовем это не гарантией, а страховкой. Дополнительным аргументом, что проект вдоль и поперек изучен и сбалансирован. Инвестор хочет все и сразу, так же и банк. Но регион должен отстоять свои интересы, додавить. В сфере инвестиций есть поговорка: «Хорошая сделка — это когда обе стороны встают из-за стола несколько недовольными». Тут надо такого принципа придерживаться.
— Чтобы закрыть тему ГЧП: мост на Сахалин не пытались через концессию профинансировать?
— ГЧП — это не какие-то волшебные три буквы, благодаря которым все взлетает, а просто способ построить объект в рассрочку. Под него можно также выпустить ценные бумаги — облигации, например. Может быть, вся Россия хочет, чтобы появился мост на Сахалин. Тогда надо выпускать целевые облигации, которые население сможет покупать напрямую у проектных компаний без посредничества банков. С учетом того, сколько денег накопилось и у населения, и у корпораций, рынок ценных бумаг — важнейший инструмент для развития ГЧП, в том числе на Дальнем Востоке.
— Год назад был анонсирован проект строительства города-спутника Владивостока с населением более 1 млн человек. Как идет реализация?
— Это один из проектов, предусмотренных мастер-планами развития 25 дальневосточных городов. На Дальнем Востоке уже реализованы 165 проектов обновления городской среды — это почти 20% от всего, что запланировано. Всего комплексными планами развития городов и агломераций предусмотрено создание 875 новых объектов до 2030 года.
Во Владивостоке вначале мы хотели построить набережную вдоль Амурского залива, чтобы из нее вырастал город. Но по дальневосточной концессии привлекать сотни миллиардов рублей при текущих ставках нерачительно. Поэтому на данном этапе город-спутник строится в основном за частные деньги. На территории опережающего развития (ТОР) «Надеждинская» реализуется в общей сложности 13 проектов по строительству более 1 млн кв. м жилья. Они как раз и входят в территорию, называемую городом-спутником.
Роль государства на данном этапе — в подведении инфраструктуры и привлечении девелоперов для застройки в соответствии с утвержденным мастер-планом. Эта инфраструктура позволит запустить проекты девелопмента жилой и коммерческой недвижимости, сопутствующей социальной инфраструктуры и объектов благоустройства, обеспечить электроэнергией производственные и социальные проекты в этом перспективном районе Приморья.
— Как вы оцениваете эффективность «Дальневосточной ипотеки»? Удалось ли привлечь застройщиков из центральных регионов?
— Программа позволила Дальнему Востоку совершить настоящий прорыв: количество строящегося жилья в моменте увеличилось втрое. Если на старте программы шесть лет назад строили порядка 2,5 млн кв. м в год, то сейчас в активной стадии 7,5 млн кв. м. 150 тыс. семей получили новые квартиры. Общий объем кредитов, выданных в рамках программы, — более 700 млрд руб. Важно также, что стоимость метра, которая традиционно в ДФО (в том числе из-за длинного логистического плеча) была выше среднероссийской, начала снижаться. Весной 2024 года, согласно Росстату, средняя цена метра в ДФО оказалась на 12% ниже средней по России.
Это произошло в том числе потому, что «Дальневосточная ипотека» привлекла в регион крупных федеральных девелоперов. Сейчас ПИК, ФСК, «Самолет» — все строят большими кварталами. Дополнительно запущена программа «Дальневосточный квартал», предполагающая, что часть жилья будет продаваться по цене, не выше рекомендованной Минстроем. За это застройщики получают различные льготы в рамках ТОР. По этой программе запущены проекты на 1,8 млн кв. м.
— За счет чего удалось снизить или как минимум замедлить рост цен на новостройки?
— Прежде всего за счет роста предложения, а также снижения себестоимости стройки. Соответственно, и цены в ДФО росли медленнее, чем в среднем по России. В доме бизнес-класса квартиры продаются по 250–300 тыс. руб. за 1 кв. м, а средняя цена — 150−160 тыс. руб. Это приемлемо с учетом двухпроцентной ипотеки. Единственное, что нас ограничивает,— максимальная сумма кредита (составляет от 6 млн до 9 млн руб. в зависимости от площади приобретаемого жилья.— «Эксперт»). Мы работаем с Минфином, чтобы этот потолок двигать вверх.
— Программа «Дальневосточный гектар» свою задачу выполнила — привлекла на Дальний Восток людей из центральных регионов России?
— Это неправильный стереотип — считать «Дальневосточный гектар» переселенческой программой. Это логика XIX века, которую пытаются натянуть на современные реалии. Это рекреационная программа, и ей воспользовались порядка 150 тыс. человек на Дальнем Востоке и 10 тыс. — в Арктике. Больше половины из них построили себе частные дома, дачи. Кто-то создал объекты малого бизнеса, спортбазы, турбазы, кто-то — фермерские хозяйства. В современных реалиях просто объявить людям о бесплатной земле — недостаточная мотивация для смены места жительства.
— Как же тогда создать эту мотивацию?
— Риторика «завлечения» людей на Дальний Восток неуважительна по отношению к самим дальневосточникам. Это не какая-то резервация, где тяжело жить и куда людей нужно загонять. Дальний Восток — это место, где Россия соприкасается с самыми динамичными экономиками мира. Откуда до Пекина, Харбина, Токио и Сеула пара часов на самолете.
Где много полезных ископаемых, которые являются нашей силой и гордостью и которые надо разрабатывать. Где реализуются инвестпроекты мирового масштаба, где высокие зарплаты. У нас уже на протяжении десятилетия стабильно позитивный приток населения в возрасте 20−24 года, то есть молодежь голосует ногами за Дальний Восток.
Не нужно также забывать об уникальной природе. Она грандиозная, дикая, нетронутая, настоящая, а юг Дальнего Востока — самая солнечная территория России, 280−300 солнечных дней в году.
— Программу редомициляции («переезда» компаний из иностранных офшоров в российские специальные административные районы) прошло уже более 500 компаний. Часть из них выбрала местом новой регистрации остров Русский. Как это сказалось на облике и на экономике региона?
— Результат редомициляции на текущий момент — 130 компаний и 5 трлн руб. средств, переведенных в российскую юрисдикцию. Регион благодаря этому получил дополнительных налогов 25 млрд руб. Это неплохая прибавка к бюджету Приморского края. На его облике это еще скажется в будущем. В частности, здесь появится общественно-деловой комплекс, который строит «Интеррос». На острове Русский также планируется создание инновационного научно-технического центра. Корпуса для IT, для биотеха, для робототехники уже строятся. Появится установка класса «мегасайенс» — российский источник фотонов РИФ, который Курчатовский институт должен создать к 2030 году.
— Сейчас в правительстве обсуждается новый механизм поддержки на Дальнем Востоке — условные супер-ТОР. Что это такое?
— Прорабатываем возможность внедрения единого преференциального режима для Дальнего Востока и Арктики. Представим новую модель — условно называем ее ТОР 2.0 — на Восточном экономическом форуме. Это следующий шаг по привлечению на Дальний Восток новых инвестиций. Основные принципы нового подхода — объединение всех существующих в ДФО и Арктической зоне преференциальных режимов с созданием одной супер-ТОР, поддержка только новых инвестпроектов в приоритетных отраслях. То есть в тех, которые создают высокопроизводительные рабочие места — сегодня средняя зарплата на предприятиях ТОР на 45% выше, чем в среднем по стране. Интеграция новой модели в цифровые сервисы правительства РФ с обеспечением возможности выбора инвестором конкретного набора преференций. Одно из предложений — предоставлять льготы для проектов в ряде отраслей, прежде всего связанных с добычей полезных ископаемых, только при условии размещения инвестором ценных бумаг на бирже.
— Не секрет, что инвесторы из Китая и стран Персидского залива проявляют интерес к проектам в Арктике — как к сырьевым, так и транспортным, например к Трансарктическому транспортному коридору (развитие Севморпути). Каковы перспективы их вхождения в эти проекты?
— Россия уже 500 лет развивает Северный морской путь, как его ни назови. В 1525 году наш дипломат Дмитрий Герасимов впервые предложил Великий северный поход из Европы в Азию по Северному морю, а в 1932 году был создан Главсевморпуть. И Севморпуть нужен в первую очередь, чтобы вывезти сырьевые товары, которые мы добываем на Севере.
Навигация по Севморпути в любом месяце года сопряжена с рисками образования паковых льдов, экстремальными климатическими условиями. Нужна совершенно другая инфраструктура, онлайн-прогноз ледовой обстановки, космические технологии, суда ледового класса и ледокольное прикрытие. Даже если не всегда нужен ледокол перед судном, он должен быть где-то поблизости. Вспомните, как в 2021 году проводилась реальная операция спасения из Чукотского моря.
Поэтому Севморпуть (СМП) нужен прежде всего для вывоза собственных сырьевых товаров. Современный горнорудный, нефтегазовый бизнес — это очень технологичный бизнес, сложный, с высокой добавленной стоимостью и с лучшим выхлопом для бюджета. Чего здесь стесняться? Мы не должны отказываться от наших сильных сторон и мечтать шить кроссовки или разливать газировку. Участие иностранцев в уставном капитале компаний не является самоцелью. В случае с СМП мы сможем зарабатывать, предоставляя услугу транзитной проводки иностранных судов. Где нам реально нужна международная кооперация — это строительство грузовых судов ледового класса.
— Нужна ли круглогодичная навигация по СМП?
— Если 38 млн тонн в год, как сейчас, еще можно вывозить в сезонную навигацию, то 100 млн тонн — нет. Для этого нужен круглогодичный Севморпуть. Как только он «раскатается» до 100 млн тонн и более (а это обязательно произойдет), то и рентабельность проектов на Севере тоже улучшится.
— Почему все же мы так долго «раскатываем» Севморпуть?
— Потому что навигация во льдах — это дорого, трудно, непредсказуемо. Это не забег на время, не реалити-шоу, а масштабные проекты, которые занимают десятилетия. Когда начинались арктические шельфовые проекты, такие как строительство платформы «Приразломная» (добычная платформа для разработки одноименного нефтяного месторождения, эксплуатируемая «Газпром нефтью». — «Эксперт»), много скептиков было. Такое же отношение лет 30–40 назад было к перспективе широкой международной торговли сжиженным природным газом. Это казалось фантастикой, как сегодня — идея построить подводный газовоз. Севморпуть развивается ровно с той скоростью, которая нужна для экспорта товаров.
— Откуда в таком случае взялась цифра 80 млн тонн перевозок на 2024 год?
— Показатель перевозок по СМП — производная от объема товаров северных проектов. Но это гигантские, длинные проекты. Один «Восток Ойл» может дать до 100 млн тонн нефти в год. Это больше, чем поставляет в год на мировой рынок Кувейт. И если «Восток Ойл» заработает не в 2024-м, а в 2026 году, например, в этом нет никакой трагедии.
— Как в таком случае найти баланс и создать синергию между прогнозами ведомств и реальными планами компаний?
— Общий объем инвестиций, запланированных в Арктическую зону России, — порядка 30 трлн руб. И когда такие вложения будут сделаны, товар нужно будет вывезти — хоть по льду, хоть подо льдом. Это будет сделано в любом случае.
— Товар, который у потребителя традиционно ассоциируется с Дальним Востоком, — это рыба и морепродукты. До 2022 года значимая часть биоресурсов экспортировалась. Каковы объемы вылова и экспорта в этом году?
— Объем вылова за семь месяцев этого года составил 2,4 млн тонн, из которых 2 млн приходятся на Дальний Восток. Экспортировано около 1 млн тонн — 80% экспортных поставок обеспечивает Дальний Восток. Экспортируются минтай и филе минтая, сурими и фарш, треска и филе трески, рыбная мука, крабы. Ключевые зарубежные рынки — Китай, Корея, Нигерия, Япония, ЕС и КНДР.
Добытчики биоресурсов, в том числе рыболовы и краболовы, переориентировались на восточные рынки. Приоритетное направление — Азиатско-Тихоокеанский регион (АТР). В прошлом году экспорт рыбной продукции в стоимостном выражении вырос на 13%. С 2022 года идет активная диверсификация рынков экспорта — рост экспорта на 74,5% в Китай, в 2,6 раза — в Африку, 5,9 раза — в страны Латинской Америки. Также растут поставки рыбы с Дальнего Востока на внутренний рынок.
Восточные рынки, конечно, не такие маржинальные. Выгоднее и проще было в досанкционные годы продавать мороженого краба в Америку, чем сейчас живого — в Китай.
— Из-за снижения маржинальности какие-то меры поддержки рыболовной отрасли требуются?
— В ряде отраслей мы конкурентоспособны по естественным причинам, в том числе в рыболовстве. Эта отрасль также получила мощный импульс от государства в рамках механизма «квот под киль» (распределение квот на вылов под обязательства частного инвестора построить судно либо перерабатывающее предприятие. — «Эксперт»). В последние несколько лет ситуация в экономике изменилась: многие инвесторы действительно столкнулись с трудностями при реализации запланированных инвестпроектов в заявленных ранее объемах. Поэтому программа инвестквот донастраивается с учетом реалий — в части изменения минимальных коэффициентов выпуска продукции, произведенной на берегу, увеличения максимального срока строительства судов и проч.
А по поводу льгот: конечно, каждый предприниматель считает, что ему нужны меры поддержки. Но здесь необходим сбалансированный подход. Например, в Корпорацию развития Дальнего Востока и Арктики (КРДВ) часто заходят золотопромышленники и просят поддержку. С учетом высокой цены на золото рентабельность проектов в этой отрасли зачастую достаточно высокая. Поэтому применение льгот в таких сферах должно быть адресным. Рассматриваем возможность установления встречных обязательств — по выходу на финансовые рынки, повышению прозрачности компаний и достижению других эффектов, полезных для экономики.
— Как вы в целом оцениваете эффективность программы «квот под киль»?
— Всегда нужен баланс госрегулирования и реальностей рынка. С этой точки зрения «квоты под киль» — успешный механизм. По сути, одним выстрелом убили несколько зайцев: наполнили бюджет, обновили рыболовецкий флот и поддержали отечественное судостроение. Да, есть сложности со сдачей судов. Кто-то скажет, что проще и дешевле было бы их заказать в КНР. Но это недальновидная стратегия.
— ГЧП можно использовать в строительстве этих судов?
— По сути механизма это и есть ГЧП. Государство сказало: мы тебе разрешим ловить рыбу под обязательство заказать новые суда.
— Или скорее принудило платить за квоты, которые раньше распределялись бесплатно по историческому принципу?
— Не принудило, а использовало свое суверенное право распоряжаться природными ресурсами. Программа обелила отрасль и приземлила сотни миллиардов рублей в России. Причем до запуска программы для вылова использовался либо советский списанный флот, либо подержанный китайский. Продукция сдавалась прямо в море азиатским покупателям, деньги приходили в Гонконг, а нажившие на этом состояние бизнесмены уезжали жить в Америку.
— Весной в Госдуме вы говорили о необходимости интеграции ДФО в экономику стран АТР. Как это можно реализовать на практике?
— Мы сильны ресурсной базой, квалифицированными кадрами и уже выстроенной логистикой. Первое направление прорыва — это продовольствие. На Дальнем Востоке много земель, потенциально пригодных для сельского хозяйства, но пока не введенных в оборот. Из сельхозкультур наиболее перспективные — зерновые и зернобобовые. Здесь потенциал в 2−3 млн га в Забайкалье, Амурской области, Хабаровском крае. Их освоение потребует минимум 200−300 млрд руб. инвестиций. Аналогичный потенциал в животноводстве: в советское время на Дальнем Востоке поголовье овец было в десять раз больше, чем сейчас, — 5 млн против 500 тыс.
Предприниматели, создавшие новые бизнесы на Дальнем Востоке при поддержке государства, ведут активную внешнеторговую деятельность с соседними провинциями КНР. Российский экспортный центр (РЭЦ) и Центр поддержки экспорта консультируют резидентов преференциальных режимов по мерам поддержки экспорта, рынкам сбыта, помогают наладить партнерство.
Второе направление — транзит грузов. Дальний Восток — ключевой транзитный регион, через который проходят сотни миллионов тонн через порты и 180 млн тонн в год по Восточному полигону (БАМ и Транссиб). Есть потенциал для дальнейшего развития транзита — это строительство сухих портов, новых погранпереходов.
Третье — туризм. Здесь потенциал практически не ограничен при условии создания соответствующей инфраструктуры. Нужно обновление речного флота. Например, до сих пор ходит тот же теплоход «Михаил Светлов», на котором я в 2002 году впервые путешествовал по Якутии. Сейчас в КРДВ находится более 250 проектов в туротрасли с объемом инвестиций свыше 260 млрд руб. Есть большие проекты, такие как «Три вулкана» на Камчатке с объемом инвестиций 70 млрд руб., а есть совсем маленькие — создание глэмпингов и турбаз. В этом году запустим первую круизную линию, связывающую Китай, КНДР, Приморский край, Сахалин и Камчатку. Возможно, с заходом в Магадан, где создается морской туристический центр.
— Возить будет «Водоходъ»?
— Нет, новая компания, которая уже работает в бассейне Черного моря. Сейчас принято решение, что она запустит международный круизный проект совместно с Росморпортом.
— Как развивать высокотехнологичные отрасли для того, чтобы воспользоваться близостью к АТР? Какие программы есть в ДФО?
— С точки зрения высоких технологий сама жизнь сейчас туда подталкивает. Как пример — ТОР «Патриотический», в рамках которой бюджет поддерживает производителей «товаров для победы», главным образом — БПЛА. За три года проинвестировано больше 6 млрд руб. Все регионы Дальнего Востока запустили производство беспилотников. В том числе делают для дронов искусственное зрение, инфракрасное машинное распознавание объектов, развивают системы искусственного интеллекта и проч.
В будущем будет происходить конверсия этих технологий в гражданские отрасли. Так, в рамках ВЭФ-2025 мы запустим в Амурской области проект по автономным роботам для вспашки земли. Наш дальневосточный венчурный фонд «Восход» вложился в этот проект.
— В завершение нестандартный вопрос. Дальний Восток исторически заселялся беглыми крестьянами, каторжными и т. д. Если попробовать натянуть реалии XVIII и XIX веков на XXI век, может, стоит установить похожие «амнистирующие» условия для бизнесменов и релокантов (условно: открываешь бизнес в ДФО — получаешь амнистию)?
— Не соглашусь с тем, что Дальний Восток должен быть территорией прошлого. Да, в прошлом у него, как и у всей нашей страны, были темные страницы, связанные с каторгой, лагерями, с большими испытаниями.
Но сейчас, повторюсь, рядом с ДФО, в Китае, летающие такси уже работают в Ухане и Шанхае. И молодежь чувствует, что это все рядом. У нас очень активное взаимодействие через границу идет с КНР. Азия — это домашний регион для Дальнего Востока. В Азии верят в то, что удача и неудача передаются воздушно-капельным путем. Поэтому если много неудачников собрать в одном месте, то все будут неудачливы. Поэтому на Дальний Восток надо привлекать людей, которым интересно создавать будущее, а не смотреть в прошлое. Собирать людей мотивированных, позитивных, амбициозных, сильных — какими и являются дальневосточники.
Приведу один пример. Мы провели конкурс путешествий «Дальний Восток — земля приключений», на который принимались любительские фильмы. Победитель — парень из Приморского края — на одиночном каяке прошел по ледяному Японскому морю 500 км. Вот мы и выяснили, зачем люди едут на Дальний Восток. Для того чтобы стать дальневосточниками. Потому что дальневосточник — это высшая форма россиянина.
0
350.00
