20 июня президент России Владимир Путин прилетел в столицу Вьетнама, а специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников поневоле сравнивает два приема, в Пхеньяне и Ханое, и делает откровенные выводы.
В Ханое — нечеловеческая жара и влажность. От журналистов, которые трудолюбиво освещали церемонию встречи Владимира Путина (он-то церемонию освящал) в президентском дворце Ханоя осталось, без особого преувеличения, мокрое место.
При этом Владимир Путин не успел почувствовать Ханой так, как почувствовали его мы. Он вышел из Aurus, выслушал 21 залп из пушек (не привыкать), прошел по ковровой дорожке — и был таков в президентском дворце, где фотографировался с президентом Вьетнама То Ламом и пришел на двусторонние переговоры с ним же в соседнюю комнату небольших размеров, где, мне кажется, с трудом разместились сами переговорщики, а также сохранившие себя после церемонии встречи на улице журналисты. Эти переговоры продолжались, впрочем, больше двух часов, то есть дольше, чем на это рассчитывали в душе все их участники.
Вьетнамские журналисты отличаются, например, от корейских. Те спокойны и уверены не только в завтрашнем дне, но и в самих себе как таковых. Они предсказуемы, наконец, в том смысле, что ты всякий раз понимаешь, куда он сейчас пойдет и что примерно сделает. Не то вьетнамские журналисты. Они здесь, в Ханое, как рыбы в воде, то есть мечутся туда-сюда вокруг тебя, да и в самого тебя все время тычутся, совершенно, кажется, не отдавая себе отчета в том, чего на самом деле хотят и что им вообще нужно от жизни. Своим бесконечным мельтешением они создают напряженность, нервную обстановку внутри этих переговоров. Да и члены вьетнамской делегации сдерживают себя, конечно, а в душе — те же, опасающиеся не успеть, а куда — станет понятно потом.
Встретил я тут, впрочем, и надежных, знающих, что спешить уже поздно, людей. Таким предстал передо мной, например, губернатор Калужской области Владислав Шапша. Он не чужой человек для Вьетнама. Зимой он был здесь, встречался с генеральным секретарем центрального комитета Вьетнамской коммунистической партии Нгуен Фу Чонгом, который допытывался у губернатора, когда же приедет в Ханой, наконец, президент России Владимир Владимирович Путин.
Господин Шапша ничего не обещал, но и «нет» не говорил, то есть, я же говорю, вел себя достойно, заняв беспроигрышную позицию. И вот не подвел, не разочаровал своих вьетнамских собеседников: здесь президент России, доехал!
— У нас, между прочим, вьетнамцы будут строить фермы по производству молока! — рассказывал мне Владислав Шапша, и даже не без энтузиазма.
Конечно, больше-то ведь некому строить в Калужской области молочные фермы.
— Две фермы в России по производству и завод по переработке молока,— уточнил господин Шапша.— В основании завода в Калуге камень заложил генеральный секретарь ЦК Компартии Вьетнама. Приезжал к нам! Первая очередь завода сдана, буренки на одной ферме уже пасутся, другая достраивается,— радовался господин Шапша.
— А что, у них мест для пастбищ во Вьетнаме маловато? — допытывался я, не в силах пока до конца разобраться.
— О, они удивляются, как много у нас места! — радовался Владислав Шапша.— И завод, кстати, немаленький! Полторы тысячи тонн молока в день!
— А на работу в Калуге они будут набирать тоже вьетнамцев? — задаю я решающий вопрос.
— Нет! Наши все! Директор только вьетнамский,— разъясняет губернатор.— И то учился в России, то есть в принципе наш!
— И как вьетнамка, владеющая этим бизнесом, вообще настроена?
— Очень любит Россию, не боится ничего! — заверил Владислав Шапша.— Отлично!
В Ханое «Росатом» построит ядерный научный центр (а где еще?). Но с главой корпорации Алексеем Лихачевым я уж не стал про это говорить.
Из президентского дворца после приема (читай: обеда) Владимир Путин поехал во вьетнамскую, не побоюсь этого слова, Оперу, где встретился с вьетнамскими выпускниками российских и советских вузов.
— «Забота у нас простая, забота наша такая!.. Меня мое сердце в тревожную даль зовет!..» — пел за полтора часа до приезда Владимира Путина в полном зале Оперы немолодой человек, которому петь вообще-то не следует, но как же ты его удержишь, если он хочет по старой комсорговской, видимо, привычке поднять настроение студентам, давно уже бывшим, но только не в душе.
— «И тогда наверняка вдруг запляшут облака, и кузнечик запиликает на скрипке!» — наигрывал оркестр мелодию, от которой у некоторых зрителей в зале, я же видел, заранее стояли слезы в глазах.
— Рад оказаться в кругу надежных друзей России! — объяснялся господин Путин еще через несколько минут, сидя уже на сцене вместе с президентом Вьетнама.— А вы знакомы с независимой политикой России на международной арене…
Разговор, казалось, складывался. Зал смеялся раньше, чем он начинал шутить.
— Моя любовь к России в моем сердце останется навсегда! — утверждали выпускники и выпускницы московских вузов.— Для нас вы символ силы!
Он ничего не отрицал. Одного из выпускников звали Красная Армия. Он был председателем Союза литературы и искусств Вьетнама.
— Воспитание,— говорил ему Владимир Путин,— должно быть основано на семейных ценностях… А музыка — это волшебное проникновение звука прямо в сердце, не связанное со словами…
Никаких неожиданностей, но почему бы, в конце концов, и нет?
В какой-то момент Владимир Путин решил, как обычно, взять инициативу в свои руки и предложил задавать вопросы ему по секторам. Нашлась желающая из первого сектора зрительного зала. Она заявила, что занимается туристическим бизнесом и что есть проблемы с оплатой и с тем, что нет прямых рейсов между Ханоем и Москвой.
Незапланированный вопрос, похоже, потряс организаторов.
Российский президент между тем оживился и начал рассказывать про то, что занимается проблемой платежей весь день в Ханое и что надо просто перейти на оплату в рублях, а для этого найти уполномоченные банки, которые не опасаются вторичных санкций. Как это сделать, он не пояснил.
Так или иначе, импровизация, исполненная девушкой, а главное, неведомая перспектива разговора так, видимо, смутила организаторов, что они передали слово президенту Вьетнама, который с готовностью произнес несколько дежурных слов, а затем скорее перешли к концерту. Сектора, запланированные Владимиром Путиным для ответов, так и остались неохваченными.
А я подумал о том, как легко испортить песню. И что лучшим событием в Опере в этот день был вьетнамский комсорг задолго до прихода Владимира Путина.
Сразу после этого, не успел еще Владимир Путин пересесть со сцены в ложу, зрителям показали необыкновенную инсталляцию, посвященную Владимиру Путину. Обычный горный пейзаж, выполненный из сложных металлических конструкций, под особым углом света давал разнообразные изображения на светлых кулисах. Раз — и это Владимир Путин в зрелом возрасте. Два — Владимир Путин в детстве… А всего-то изменился угол зрения и вершины да холмики поменялись местами. Понять это было нельзя. Но в это можно было верить.
После концерта, который оказался преимущественно симфоническим (дело было в конце концов в Опере) и никак не мог сравниться с тем, что мы видели и слышали накануне в Пхеньяне, Владимиру Путину устроили прием прямо тут же, на этаже.
Давали суп из морских ушек и крабов провинции Камау; салат из редиски и креветок залива Халонг; блинчики с тунцом провинции Фуйен; свежие роллы с креветками залива Халонг; икру осетрины, и точка, но опять с запятой; косатковую рыбу г. Вьетчи, запеченную в листьях лотоса; овощи г. Далат с соусом из сливы г. Шапа.
Хотелось повторить хотя бы названия.
Таким образом, пресс-конференцию в аэропорту Владимир Путин, по идее, начал с новыми силами. Он был на морепродуктах.
И первый же вопрос оказался про то, что означают пункты договора между Россией и КНДР, в которых есть положения о взаимной помощи, в том числе военной, в случае военной агрессии по отношению к каждой из стран. И можно ли применить эти положения в ситуации с Украиной.
Президент отвечал, можно сказать, резко. Он не допускает пока мысли об этом, ведь агрессия со стороны Украины была по отношению к ее территории, к Донбассу.
Затем корреспондент «Первого канала» Константин Панюшкин вернулся к этой теме. Господин Путин ответил так же, но хотел, кажется, боя. По крайней мере повторил: «Ну давайте, давайте!..»
Но продолжение просилось само собой. Поэтому я добавил:
— А применение западного дальнобойного оружия по территории России можно считать агрессией? А удары по Белгороду можно считать агрессией?
— Это требует дополнительного исследования,— кивнул Владимир Путин,— но это близко к тому (все-таки близко.— А. К.). Мы это анализируем. Ведь о чем идет речь в данном случае? Что вот те, кто поставляет это оружие, считают, что они с нами не воюют. Ну, я вот и сказал в том числе и в Пхеньяне, что мы тогда оставляем за собой право поставлять оружие в другие регионы мира. Имея в виду наши договоренности с Корейской Народной Демократической Республикой. И я и этого не исключаю. И где, куда они попадут дальше?.. Это мы ведь тоже можем сказать таким же образом: вот, западники поставляют оружие на Украину и говорят: а мы здесь дальше ничего не контролируем и не важно, как оно применяется. Ну и мы так же можем сказать: вот мы поставили кому-нибудь что-нибудь и дальше мы ничего не контролируем, и пускай они думают на эту тему. Так что на данном этапе для нас важнейшая задача отражать эти удары.
Нет, пока миллионная северокорейская армия держит тылы.
И свои, и наши.
0
75.00
