Памятник – это от слова «помнить». Монумент – от слова «напоминать», от латинского moneo. Есть разница? Конечно, есть. Эта разница столь же значительна, как кажущаяся дистанция огромного размера между россиянами и европейцами. Ведь напоминать можно лишь изредка, по случаю. Помнить же нужно всегда. И о предках, и о временах давно минувших, какими бы тяжёлыми они ни были, и о великих сыновьях и дочерях Отечества.
Обратили внимание? Слова «герой»,
столь увлечённо употребляемого за
последние годы в некоторых нацио-
нальных контекстах, я избегаю. Ибо
оно в моём восприятии насыщено глу-
бокой печалью: если разбирать семан-
тически, то герой – это жертва. Дело
в том, что на начальном периоде исто-
рии древней Эллады греки приноси-
ли в дар богам своих самых видных
сыновей (их, мальчиков на заклание,
посвящаемых богине-матери Гере, так
и называли её именем: «герои»). Только
не стоит считать древних эллинов едва
ли не кровожадными людоедами. Так
же, надо сказать, поступали в ту дикую
пору, алча подкупить богов, и древние
евреи, и ассирийцы… Но соотечествен-
ники Гомера и в этом оставались боль-
шими оригиналами.
Спросите, как этих несчастных пар-
ней убивали? Ядовитой стрелой или
отравленным дротиком кололи героя
в пятку! Ведь герой – существо почти
божественное, а значит – он должен
оставаться прекрасным даже в соб-
ственной смерти. Одно дело – жерт-
ву богам с размаху бросили со скалы
(собери потом с камней его расплющен-
ные останки!) или зарезали ритуаль-
ным ножом, залив кровью всё вокруг,
а совсем другое – маленькая царапи-
на, и молодой человек заснул навсегда,
тихо отправившись ad patres… В антич-
ной мифологии, весьма отцензури-
рованной за два тысячелетия после
Рождества Христова, смерть, получен-
ная таким образом, осталась навсегда
запечатлённой. Вспомните о железно-
боком герое Ахилле, у которого было на
теле лишь одно уязвимое место: пятка.
Туда тщаниями мстительного Аполло-
на и послал свою отравленную стрелу
коварный троянец Парис…
Все эти и многие другие «стори»
дошли до нас благодаря разной фор-
мы рукописям. Прежде всего – кни-
гам. Именно в них сосредоточена
накопленная тысячелетиями мудрость
человеческая. «Нельзя держать книги
запертыми, точно в тюрьме; они дол-
жны непременно переходить из биб-
лиотеки в память», – считал Фран-
ческо Петрарка. Великий итальянец
Прованса знал, о чём говорил и чего
боялся. Люди за тысячелетия их суще-
ствования научились не только писать
и печатать книги, но и уничтожать
их – прежде всего, сжигать. Даже тер-
мин специальный для этого появился:
«библиоклазм».
Ну-ка, по слогам! Би-бли-о-клазм...
Господи праведный, слово-то какое
непроизносимое, отнюдь не изящное!
Но дело тут не в его сложности, а в том,
что ещё ни разу в истории человече-
ства библиоклазм не заканчивался
добром для тех, кто его организовы-
вал. Для тех, кого назвали другим
инстинктивно вызывающим непри-
язнь словом, – для библиокластов.
…В 221 году до н.э. китайский импе-
ратор Цинь Ши Хуан приказал сжечь все
рукописи в Поднебесной, кроме гада-
тельных, медицинских и о земледелии,
а 460 учёных – как людей грамотных,
а посему по определению вызывающих
монаршие подозрение и недоверие –
велел закопать живыми в землю. Иро-
ния судьбы состояла в том, что всего
через несколько лет после череды таких
расправ императорскую династию грубо
свергли соперники, неграмотные мужла-
ны-простолюдины.
Исступлённо, усердно и не раз жгли
книги, прежде всего – несущие гумани-
стический, общечеловеческий посыл, –
и в эпоху Средневековья. Только во вто-
рой половине шестнадцатого столетия
с благословения римской церкви Талмуд
был публично спалён не менее шести
раз. А во Флоренции для подобных тор-
жественных сожжений перед дворцом
Палаццо Веккио диктатор города Саво-
нарола даже особый термин изобрёл –
«костры тщеславия». На глазах собрав-
шейся толпы в огонь помимо иудейских
инкунабул и христианских светских
книг бросались картины, игральные
карты, косметика, которые отбирали
у флорентинцев обученные монахом-
диктатором молодые люди, врывав-
шиеся в дома граждан. Савонарола
властвовал в городе на берегах Арно
четыре года, пока разъярённый народ
не арестовал его и не повесил на той же
площади Синьории, где совсем недавно
монах-библиокаст жёг книги. Гримаса
истории: труп Джироламо Савонаролы
бросили в огонь как раз на том месте, где
деспот незадолго до этого раскладывал
«костры тщеславия».
Впрочем, и нам, русским, есть от чего
краснеть. Оголтелое грекофильство царя
Алексея Михайловича привело к церков-
ному расколу на Руси и – как следствие –
к печально знаменитой так называемой
Книжной гари (вошёл же такой термин
в отечественную историю!). Сотни ста-
ринных русских книг свозили на площа-
ди Москвы и публично сжигали вместе
с музыкальными инструментами, ото-
бранными у разгромленных властями
артистов-скоморохов. Туда же с ходу
отправляли и тех, кто укрывал у себя
книги, пытался сберечь их для потом-
ков… Вандальское рвение отца продол-
жил и сын, первый российский импера-
тор Пётр I. Староверы в Сибири и по сей
день хранят предание, будто при Петре
Алексеевиче было уничтожено столько
старопечатных и рукописных книг, что
только одной расплавленной меди от
книжных застёжек было извлечено из
костров на 40 пудов. Если сегодня пере-
считать, примерно получается 655 кило-
граммов!
Предки наши мудрые, простите –
Христа ради! – великодушно нас, если
можете…
Словно в знак примирения с пора-
жённой чувством вины нашей нацио-
нальной памятью в Государственном
историческом музее (ГИМ) в Москве
прошла на днях церемония передачи
в дар уникального старообрядческого
издания – Псалтыря Последования.
Предстоятель Русской православной
старообрядческой церкви митрополит
Корнилий (Титов) вручил директору
ГИМ уникальную книгу, изданную
в 1640 году на Московском печатном
дворе. Это литературный памятник,
выпущенный ещё до начала церковного
раскола Русской православной церкви.
Истинное чудо, что такое издание сохра-
нилось – сквозь войны, революции, гра-
жданские бойни, погромы...
Сейчас же, в дни, поистине судьбонос-
ные для России, этот памятник перера-
стает в разряд государственный и стано-
вится знаковым предметом для страны.
В такие мгновения невольно ощущаешь
себя частью единой, большой России,
отстроенной на века. У многонациональ-
ного народа такой страны невозможно
отобрать память. Она объёмна, рельефна
и универсальна. Она обладает, как топо-
графическая карта легендой, своими
чёткими координатами. И одним из этих
духовных ориентиров является вели-
кий мыслитель Иван Ильин, сто сорок
лет со дня рождения которого человече-
ство отмечает в девятый день апреля. Он
писал в своей работе «Сущность и свое-
образие русской культуры»: «…русские
веками учились и научились искусству
побеждать: отступая, не сгорать в зем-
ном пожарище, на руинах возводить
новое хозяйство, духовно обновляться
в беде и смятении, не терять мужества
при распаде, трезво смотреть на вещи
в страданиях и молиться; жить в лише-
ниях, собирая духовную жатву, опять
возрождаться как феникс, восставая из
пепла, созидать на руинах и развалинах
и, начиная с нуля, быстро набирать силы
и неустанно творить».
Весна, вообще, начинается со своеоб-
разного книжного «звездопада». 1 мар-
та – День православной книги. 8 мар-
та – 155 лет Максиму Горькому. 12 апре-
ля – 200 лет Александру Островскому,
демиургу русского национального теа-
тра, сравнимому, пожалуй, лишь с Шек-
спиром, Мольером и Шиллером. Не
говоря уже о том, что именно он, автор
полусотни пьес всех жанров, создал глав-
ный миф обозримой нами российской
современности – сказку о Снегурочке.
Убеждённый христианин, Островский,
«Колумб купеческого Замоскворечья»,
изящно дополнил славянский пантеон
трогательным, милым персонажем, без
которого не проходит теперь ни одной
зимы, ни одного детского утренника:
«А где там Снегурочка? Ау-у-у!..»
Поэзия, проза, драма, эпос – это дол-
гота нашей памяти, несущие её меридиа-
ны. (Помните, у Андрея Вознесенского –
«Земля мотается в авоське меридианов
и широт…»?) А широта? Это музыка.
В первый день апреля мы отмечаем сто
пятьдесят лет Сергею Рахманинову. Это
он сказал:
«Меня очень вдохновляет поэзия.
После музыки я больше всего люблю
поэзию. Наш Пушкин превосходен.
Шекспира и Байрона я постоянно читаю
в русских переводах. У меня всегда под
рукой стихи. Поэзия вдохновляет музы-
ку, ибо в самой поэзии много музыки.
Они – как сёстры-близнецы».
Кстати, об Александре Сергеевиче.
Не к современной пульсирующей хро-
нике Пушкину быть помянутым! Сразу
в нескольких городах Украины – Чер-
нигове, Николаеве, Тернополе, Мука-
чево – местные власти снесли не столь
давно памятники Александру Сергееви-
чу. На очереди в этом «монументопаде»,
если верить киевским СМИ, – и Одесса,
некогда столь близкая сердцу Пушкина,
воспетая им. Помните?
Я жил тогда в Одессе пыльной...
Там долго ясны небеса,
Там хлопотливо торг обильный
Свои подъемлет паруса;
Там все Европой дышит, веет,
Все блещет югом и пестреет
Разнообразностью живой.
Украинские школьники больше не
будут изучать «Евгения Онегина».
За компанию с его автором из учеб-
ной программы вычеркнуты и тво-
рения Лермонтова, Толстого, Досто-
евского, Тургенева, Чехова и даже
Гоголя, казалось бы, классического, хрестоматийного малоросса… Как
«произведения, которые были напи-
саны российскими и советскими (кро-
ме украинских) авторами». Досталось
и коренным киевлянам Михаилу Бул-
гакову, Виктору Некрасову и Анато-
лию Кузнецову. Их книги решили
вычеркнуть из народной памяти лишь
за то, что они писали на русском. По
логике «незалежных» националистов,
сие есть криминал, спору нет… Но –
чёрт побери! – ведь и Тарас Шевченко
прожил большую часть своей созна-
тельной жизни в России, в том числе
в Санкт-Петербурге, да и творил Коб-
зарь чаще всего по-русски. Неужели
и он – «засланный казачок москалей»?
«Единственной мерой времени явля-
ется память», – сказал один умный
человек. А концентратом памяти задол-
го до появления интернета стали кни-
ги. Уничтожать их – всё равно что гро-
бить человечество, оскоплять его разум
и рассудок. И вот что страшно: в послед-
нее время мы всё чаще узнаём о книж-
ных аутодафе. Украинские политики
высокого ранга гордо отрапортовали
о том, что за неполный прошлый год их
стараниями по рекомендации Мини-
стерства культуры и науки уничтожены
19 миллионов экземпляров книг, из них
11 миллионов – на русском языке.
Более того: на фоне этого сущего мра-
кобесия появилась информация, будто
в Германии готовят аукцион, где будут
продавать произведения российского
искусства – картины русских худож-
ников, рукописи русских писателей…
Казалось бы, заурядная, дежурная
новость, если бы не одно существен-
ное «но»: артефакты обещали сбывать
с молотка для… их последующего пуб-
личного уничтожения! Дескать, немец-
кий аукционный дом Bolland&Marotz
объявил аукцион, от которого все выру-
ченные средства пойдут на поддержку
украинской армии. Признаюсь, меня
оторопь взяла, когда я узнал об этом:
до подобного изощрённого варвар-
ства не додумались даже гитлеровцы,
с 1933 года проводившие «просвети-
тельские кампании» по массовому уни-
чтожению «негерманских» книг… К сча-
стью, запущенный в соцсетях и мессен-
джерах рекламный ролик о «палёном»
аукционе оказался фейком. Но кто
запустил его? Раскрутил? Кто, бесприн-
ципный и цинично изобретательный,
решился пойти на это?.. Автор вселен-
ской провокационной фальшивки так
и остался анонимным по сей день.
Чушь собачья! Чепуха, конечно!..
Разве стоит обращать внимание на
столь дебильные интернет-игры? Одна-
ко почти век назад общество не вос-
принимало всерьёз и костры из книг
перед сводами знаменитых германских
университетов, и факельные шествия
по главным улицам ганзейских горо-
дов, и молодёжные «клятвы на огне»
в Берлине, и воинственные ксенофоб-
ские речёвки под зигование на плацу
в Нюрнберге… Вот как описывал проис-
ходящее тогда в Рейхе немецкий и поль-
ский писатель Марсель Райх-Раницкий:
«Это выглядело странно. Как несерьёз-
ное событие. Никто не воспринимал
происходившее всерьёз, в том числе
и те, кто это делал. Мне казалось это
сумасшествием, что книги лучших
немецких писателей просто так сжига-
ются. Тогда было ещё непонятно, что всё
это лишь пролог, увертюра.
Печально то, что тогдашняя немец-
кая интеллигенция хотя и с явным
изумлением, но без возмущения просто
приняла всё это к сведению».
«Где сжигают книги, там, в конце кон-
цов, сожгут и людей», – предрёк потом-
кам двести лет назад Генрих Гейне.
Были – увы! – этому пророчеству под-
тверждения, в том числе и не в самые
давние от нас дни. Но о плохом, честное
слово, говорить как-то не к добру. Ведь
хороших людей, хочется мне верить, на
белом свете всё равно куда больше, чем
злодеев. Народов же плохих вообще не
бывает, этому учит нас историческая
память, умеющая стирать дистанции
между людьми, говорящими на раз-
ных языках. Все народы так или иначе
органично дополняют друг друга, тем
более в нашей старушке Европе, про-
шедшей сквозь горнило самых жутких
испытаний.
«Европа – тот крепкий сосуд, в кото-
ром мы можем сохранить вино. Без
твёрдой, сдерживающей его формы
оно разольётся по земле, а без вина,
его наполняющего, драгоценный кубок
останется пустой, холодной, лишённой
назначения безделушкой. – писал без
малого столетие назад немец-русо-
фил, философ из Риги, закончивший
жизнь в казахстанском лагере, Вальтер
Шубарт. И продолжал: – Человечество
сможет радостно утолить свою жажду
лишь при наличии вина и кубка.
Современная Европа – форма без
жизни.
Россия же – жизнь без формы…
В обновлении человечества, связанном,
вернее, совпадающем с задачей запад-
но-восточного примирения, – ударе-
ние должно делаться на русскую сторо-
ну, на сторону жизни, а не формы. Не
европеец, а русский занимает ту основ-
ную позицию, с которой человек может
оправдать своё извечное назначение…»
(Вальтер Шубарт. «Европа и душа Восто-
ка»).
Тут и добавить, право, нечего. Ибо
понимать – это прежде всего доверять.
Верить и помнить. Без этого сегодня не
может быть ни Европы, ни Востока с его
русской душой.