Вкус славы Муслим Магомаев познал очень рано. На VIII Всемирном фестивале молодежи и студентов, проходившем в 1962 году в Хельсинки, ему, 20-летнему юноше, аплодировал весь мир, услышав, как он поет «Бухенвальдский набат». А через год, в 1963-м, после концерта в Кремле его полюбил и весь огромный Советский Союз. Оценила Магомаева и министр культуры Екатерина Фурцева и даже предложила петь в Большом театре. Но тот отказался, уже тогда понимая, что у него — свой путь.
17 августа 1942 года в Баку родился певец, согревший своим талантом миллионы людей. Муслим Магомаев никогда не видел своего отца. Талантливый театральный художник Магомет Магомаев погиб за несколько дней до Победы. На фронт он ушел добровольцем, отвергнув бронь. В Баку осталась беременная жена. Не видел он и своего великого деда — основоположника азербайджанской оперы Муслима Магомаева-старшего. Зато будущий певец с детства играл его дирижерской палочкой, управляя воображаемым оркестром. Слушал Марио Ланца и Георга Отса и пел, подражая своим кумирам. Свой первый концерт он дал в Доме культуры бакинских моряков — втайне от семьи, которая опасалась, что ранние выступления погубят его голос. Но 15-летний Муслим не стал никого слушать, и, как показала жизнь, правильно сделал. Всего через каких-то 6 лет он уже давал сольный концерт — и не где-нибудь, а в Концертном зале им. П. Чайковского!
ХЕЛЛО, ДОЛЛИ!
Почему Магомаев предпочел оперному театру эстраду? Петь классику он не прекращал, но его любимые итальянские и русские композиторы написали не так уж много главных партий для баритона. А вот каждый его концерт становился грандиозным представлением, на котором певец мог показать себя во всей красе. Магомаевские программы славились фантастическим разнообразием репертуара. Образцовый оперный баритон, неподражаемый Фигаро и Скарпиа, он самозабвенно пел твисты, поармстронговски хрипел в «Хелло, Долли!», осторожно перелистывал камерное наследие Тихона Хренникова или Георгия Свиридова, после чего блистательно «выдавал» американский хит, а затем погружал публику в восточную вязь азербайджанской классики. А еще в его золотом фонде были русские и немецкие романсы, французский шансон, испанская «Гранада»...
ТРУБАДУР СОВЕТСКОГО СОЮЗА
Критика порой журила Магомаева за совмещение несовместимого, но вся страна боготворила молодого певца, который, кстати, смущался своей славы. В то время на советской сцене блистала целая плеяда талантливых вокалистов и актеров. Но такой всенародной любви не было ни у кого. Сам Брежнев, когда ему сообщали о предстоящем концерте, спрашивал: «А Магомаев будет?» И в этом генеральный секретарь ничем не отличался от граждан страны. Перед Магомаевым преклонялись, как перед Юрием Гагариным или Валерием Чкаловым. Но почему? Вероятно, потому, что всякую песню или арию Магомаев превращал в личное высказывание. Только он мог спеть так, чтобы каждая женщина почувствовала, что слова песни обращены именно к ней! Магомаева отличала уникальная музыкальность, благодаря которой он становился соавтором каждой песни, которую исполнял, ведь он искал и находил ее суть — и музыкальную, и смысловую. Тонко чувствовал джаз, элегантно и точно импровизировал — с искоркой, а иногда с юмором. В мультфильме «По следам бременских музыкантов» Магомаев пел и за Трубадура, и за Атаманшу, и за Гениального Сыщика. Изобретательно, весело, с самоиронией. Такое запоминается на всю жизнь! С Магомаевым советские люди переживали свои лучшие минуты. Он часто появлялся в «Голубых огоньках», а под Новый год еще и с женой — звездой Большого театра Тамарой Синявской, с которой пел дуэтом. Вместе с Магомаевым во все дома приходил праздник. Как ему аплодировали! Телевизионщикам иногда приходилось вырезать часть оваций, предназначенных Магомаеву, и «пришивать» их к другим певцам и коллективам.
БЕСКОРЫСТНОЕ СЕРДЦЕ
У Магомаева было немало регалий. Самый молодой в истории народный артист СССР, лауреат международных конкурсов... В Монте-Карло он дважды получал золотые диски MIDEM. На одном из этих фестивалей состоялся концерт, в котором участвовали самые яркие звезды Европы: британец Том Джонс, чех Карел Готт, итальянец Адриано Челентано. А на бис вызвали только Магомаева. Его магическая власть над публикой подтверждалась на всех континентах. Но жить Муслим мог только в России и в Азербайджане. В Европе и Америке все говорили о деньгах, а он относился к ним как к презренному металлу. Безупречный смокинг, бабочка — и бескорыстное сердце. Какие там контракты! В 1972 году Магомаев побывал в Иране по приглашению шаха Мохаммеда Реза Пехлеви и его супруги Фарах. В шахской резиденции Муслим исполнил несколько песен перед избранной публикой, а потом записал небольшой концерт для иранского телевидения. Гонорар не принял: «Меня пригласили в гости…» И тогда шах преподнес ему перстень, созданный придворным ювелиром. От этого подарка Магомаев отказаться не смог, и с тех пор перстень не снимал: тот красиво поблескивал, когда певец поднимал руку с микрофоном.
ИСКУССТВО УЙТИ И ОСТАТЬСЯ
С годами Магомаев стал реже появляться на телеэкране. Перестал исполнять новые эстрадные песни. А когда эфир заполонила однодневная коммерция, вовсе отстранился от «шоу-бизнеса». Он никогда никого не осуждал — особенно публично, но не терпел продажного искусства. Публика, конечно, не забыла «лучший голос Земли». Его редкие появления на концертах проходили, как всегда, под овации. Огромные залы подпевали ему, ловили каждую ноту любимого голоса. Но он не ставил на поток такие выступления. У Пушкина есть определение — «взыскательный художник». Оно подходит к Муслиму Магометовичу, как ни к кому другому. После 60-летия певец почти каждый день появлялся на собственном веб-сайте, непринужденно и остроумно беседовал с поклонниками, а иногда показывал свои новые записи. Одна из последних песен — на стихи Сергея Есенина — звучит так, что трудно сдержать слезы:
Прощай, Баку. Тебя я не увижу.
Теперь в душе печаль, теперь в душе испуг...
Жить ему оставалось меньше года. Увы, любимый певец СССР не обладал богатырским здоровьем. Но если о его болезнях знали только самые близкие, то прощалась с ним вся страна. В Москве очередь выстроилась от Смоленской площади до зала Чайковского. Снова звучали аплодисменты, снова Орфей утопал в цветах, а его голос плыл над Москвой — к сожалению, только в записи. А потом напротив дома певца в московском Леонтьевском переулке возник уголок Муслима Магомаева. Поклонники приносили туда цветы, фотографии, зажигали свечи. Стало ясно: там и должен стоят памятник певцу. По настоянию Тамары Синявской скульптор Рукавишников изобразил его молодым — таким, каким он запомнился слушателям. На постаменте выбита простая надпись: «Муслим Магомаев». Два слова, которые говорят все, что нужно, и даже больше...
0
81.00
