Первое, что заводится в провинциальном городе, когда туда более или менее регулярно начинают приезжать туристы, — сувенирная лавка. Второе — частный музей. Часто бывает, что это «два в одном». Чтобы заниматься музейным делом, нужно быть настоящим энтузиастом, потому что больших денег здесь не заработаешь. Но коммерчески успешных (вернее — финансово самодостаточных) частных музейных проектов в России уже немало.
Сергей Плотников из Воронежа долго собирал коллекцию русских музыкальных инструментов. Большую часть сделал собственноручно по летописным источникам, графическим и археологическим образцам. «Спасибо Великому Новгороду, — говорит он. — Там ведутся раскопки и найдено уже много инструментов. Сейчас вот раскопали волынку, игровую трубку XIV века, и я тут же сделал ее реплику». Людям очень импонирует то, что на всех инструментах коллекции можно поиграть. Но сделать на ее основе частный музей инструментовед Плотников не решился из‑за отсутствия собственного помещения. Место для его проекта под названием «Дом забытой музыки» предоставил местный дворец культуры. 40% дохода от посещений и экскурсий уходит администрации.
Музей, созданный частным лицом, имеет перед государственным неоспоримое преимущество в виде свободы действий. «У нас частный музей, нам и карты в руки, — говорит Дмитрий Полосин, основатель Музея чак-чака в Казани. — Нам не нужно заниматься постоянными согласованиями, мы прислушиваемся только к откликам наших гостей». Именно частные музейщики заставляют «шевелиться» государственные и бюджетные музейные организации, уверен создатель Музея древнерусской семьи Павел Травкин. «Если вдуматься, то откуда появились все эти — теперь обязательные к исполнению — ночи музеев и прочие интерактивы? — риторически вопрошает он. — От частников, которые и выступают локомотивом развития».
Археолог Павел Травкин в свое время участвовал во многих раскопках в Плёсе и окрестностях. Так что экспонаты его Музея древнерусской семьи достоверны до мельчайших деталей
При этом Травкин считает, что говорить о частных музеях как о «рынке» с типовыми бизнес-показателями «проектов» невозможно. Каждый частный музей представляет собой индивидуальный творческий проект со своей особой историей.
СЕМЕЙНЫЙ БИЗНЕС
В волжском Плёсе при населении в две тысячи человек — 13 музеев. Этот городок в Ивановской области считается туристическим местом еще с XIX века; туризм и сегодня основная доходная статья его экономики.
Большинство здешних музеев — совсем небольшие, камерные. Художник Александр Тимофеев построил здесь в 2006 году дом, который превратил потом в домашний музей декоративного стекла, собрав в одном месте то, что за всю жизнь успел сделать своими руками и что привозил со стекольных заводов всей страны. Но его дом посещают мало. Организованные туристы не доходят до таких маленьких музеев, сожалеет Александр. Чтобы подработать, он ходит продавать свои изделия вместе с другими художниками к круизным теплоходам. Туристы рассматривают стеклянные вещицы в лучах плёсских томительных закатов и что-то обязательно покупают — потому что так у них заведено.
Павел Травкин много лет был археологом, вел в этих местах раскопки, исследуя средневековый Плес, и состоял на службе в Плёсском музее-заповеднике. Заняться частными музеями задумал от безденежья: зарплаты тогда были мизерные. «Решил сделать музеи необычные, живые — чтобы до восторга! — вспоминает он. — Без чиновников от культуры, самостоятельно. И наука тут в помощь — археология, этнография. Опыт к тому времени в стране был, кажется, один: Джон Мостославский создал в Ярославле прекрасный музейчик «Музыка и время».
Вместе с бывшей сотрудницей экскурсионного отдела музея-заповедника Аллой Чаяновой они зарегистрировали туристическую фирму «Гривна-тур» и взялись за два музейных проекта. Почему сразу за два? Исключительно по деловым соображениям. Несмотря на то что Плёс расположен на волжском маршруте, по которому идет оживленное круизное движение, стабильный круглогодичный источник туристов в городок создают все-таки автобусные туры. Пассажиров больших автобусов необходимо было делить на две экскурсионные группы — для этого и требовалось минимум два своих музея. А зависеть от государственных музеев Павел Травкин не хотел.
Идеи для музеев он нашел в этнографии и любимой археологии. Компаньоны решили воссоздать средневековый двор, где каждая вещь выглядела бы как в XIII веке, накануне монгольского нашествия. Двор восстановили на месте, где жили плёсские ювелиры во времена Александра Невского, опираясь на материалы раскопок нескольких древних плёсских усадеб, сгоревших во время ордынского разорения 1238 года. «Кое-что можно даже руками потрогать, — говорит Павел Травкин. — Вот плат наплечный, мы его на туристок надеваем. Мужчинам в руки меч дадим подержать. И никаких, между прочим, фантазий: все научно, с точностью до пуговицы. Это ожившая страничка из учебника истории».
Второй музей сделали в виде традиционной русской избы, что для 1999 года было в России новинкой. Стартовый бюджет был небольшим, но удалось купить старый плёсский дом (избу) и прилегающий к нему участок земли, взяв кредит. «Страшно, конечно, было, — говорит Травкин, — но мы решились, и когда дело завертелось с ожидаемо приличной скоростью, без труда кредит отдали». Музеи расположились на оживленном туристическом городском маршруте, и посещаемость была хорошей.
Сделать музеи рентабельными, окупаемыми не в последнюю очередь помог разумный подход к затратам. Воссоздали, к примеру, не «дом» древней плёсской семьи, а двор. «О жизни средневековой семьи, об атрибутах ее летнего быта (вне дома) я могу рассказывать два с половиной часа, — говорит создатель музея. — Проверено на самых стойких и любознательных московских лицеистах. Но обычная экскурсия длится 45 минут — так какой тут еще дом‑музей нужен? Стоит ли на него тратиться? И баню средневековую, конечно, в рамках той же усадьбы можно возвести, и амбар, и ледник. Однако уже одна средневековая баня может стать основой для отдельного тематического музея с полноценной экскурсией».
Со временем дуэт Травкина и Чаяновой распался. Павел сегодня, по его словам, директор, а также дворник, бухгалтер и торговец сувенирами Музея древнерусской семьи, усадьбы средневекового плёсского ювелира.
Музеи советских игровых автоматов, которые открыл Александр Стаханов с партнерами в Москве и Санкт-Петербурге, полностью интерактивны: почти вся техника до сих пор в строю
Музей Травкина известен в научной и образовательной среде, это хорошее подспорье для повышения посещаемости. Регулярно сюда приезжают студенты исторических факультетов, в том числе из МГУ. Музей попал в список рекомендуемых для посещения школьниками Министерством образования и науки. Но едет сюда не только молодежь. «Мой музей для любознательной и думающей публики, причем всех возрастов, от младших школьников до пенсионеров», — говорит Павел Травкин. Бывало, что за сезон музей принимал до 20 тысяч посетителей.
Летом Павел практически ежедневно встречает гостей и проводит экскурсии, так что не на шутку устает. «Усталость компенсируется роскошью общения, особенно с молодыми людьми, — говорит музейщик и историк Травкин (что в большей степени — еще вопрос). — Они, конечно, иногда бывают немножко самоуверенны или, наоборот, назойливы. Но их опять-таки можно понять — с их серьезными вопросами: так откуда же «есть пошла Русская земля», почему древние предки многого достигли без всякого православия, где найти или как сшить аутентичную средневековую рубаху». Зато зимой он «отдыхает», уходя с головой в научную деятельность.
Но показывать из года в год одно и то же скучно и неприлично, говорит Павел. Людям нужно предлагать что-то новенькое, ведь многие возвращаются в музей не раз. Так что «древнеплёсская семья» обрастает скарбом. Постепенно сформировался «уголок средневекового рыболова». «Мелочь вроде крючков, блесны, поплавков, грузил я изготовил сам, — рассказывает он. — Кованый гарпун заказал знакомому кузнецу, сеть из аутентичных материалов сплели плёсские рыбаки. В результате посетители‑мужчины вдумчиво «зависают» в этом браконьерском (с современной точки зрения) уголке — в то время как женщины внимательно рассматривают образцы изделий главы семьи, ювелира».
Добрую половину дохода частному музею приносит продажа сувениров — копий древних украшений и игрушек. Травкин не стремится увеличивать поток посетителей в свой музей и уже несколько раз, по его словам, уклонялся от предложения обслуживать круизные теплоходы. «Тогда пришлось бы заводить штат работников, — объясняет он, — а на этом я и прогорел бы в тех условиях ведения бизнеса, которые предлагаются государством». Музей Травкина индивидуален — и этим, может быть, особенно интересен.
ИГРА В НОСТАЛЬГИЮ
В Москве больше, чем где-либо еще в России, новых «модных» музеев, которые имеют все основания называться коммерчески успешными. Один из примеров — Музей советских игровых автоматов на Кузнецком мосту, где собрано около 50 экспонатов советской эпохи.
«Закон привлекательности» здесь простой: почти каждый россиянин старше 30 лет, рассматривая собранные в музее автоматы с наивными картинками, хотя бы разок «поймает» детское воспоминание. Если он, конечно, гулял по паркам, бывал в пионерлагерях и ходил в кино. Сегодня людям достаточно уже одного этого, чтобы оживиться.
К тому же музей интерактивный: здесь можно играть, почти все автоматы в рабочем состоянии. Практически игровой клуб в стиле ретро. Сразиться можно в морской бой, городки, баскетбол, хоккей, сыграть в «Снайпера». Эти автоматы только с виду совершенно примитивные, а на самом деле требуют большой сноровки. Периодически они проигрывают мелодию, чтобы обратить на себя внимание посетителей, и от этого кажутся немного живыми.
Совладелец музея Александр Стаханов и его партнеры Максим Минигин и Александр Вугман увлеклись собиранием советских автоматов в 2006 году. Сегодня в их коллекции уже более 200 единиц. Каждый автомат можно оценить примерно в тысячу долларов, утверждает Стаханов. А когда они начинали создавать коллекцию, то никто и не думал, что такая «железка» может стоить больше тысячи рублей. Другое дело, что автоматы со временем потребуют реставрации, замены технической «начинки». Но пока здесь интенсивно реставрацией не занимаются: нет необходимости, технику в СССР делали добротно.
Коллекция сначала хранилась в гаражах, потом — в помещении, выделенном Университетом машиностроения (где Стаханов был аспирантом). В 2009 году партнеры открыли первый музей в Москве, арендовав помещение. Сейчас у создателей коллекции в аренде 400 кв. метров на Кузнецком мосту.
Посещаемость музея в среднем пять тысяч человек в месяц, цена билета, включающая экскурсию, — 450 рублей с человека. Экономику заметно поправляют дополнительные доходы от кафе, которое расположено здесь же, продажа советских сувениров, сдача помещения в аренду под мероприятия.
Такой музей интересен многим. Можно подумать, что люди зрелого возраста приходят сюда с детьми предаваться ностальгии. Такие есть, но не большинство: на взгляд со стороны, сюда ходит в основном следящая за культурной жизнью Москвы модная молодежь 25–30 лет — чтобы пообщаться, посидеть в кафе, поедая бургеры, и мимоходом подергать за ручки «прикольные советские игрушки». Впрочем, Александр Стаханов описывает свою аудиторию как «безразмерную»: «К нам идут все — дедушки с внуками, наши и иностранные туристы, двадцатилетняя молодежь, которой просто интересно, во что играли их родители. Будь у нас музей балалайки, было бы сложнее».
Идея оказалась востребованной и даже масштабируемой: партнеры открыли филиал в Санкт-Петербурге, который тоже вполне успешен. Однако из‑за кризиса новых филиалов в России компаньоны не планируют. Более заманчивой идеей им представляется запуск аналогичного музея в столице Германии: там высок интерес к истории Восточного Берлина и стран советского блока.
ЖЕЛЕЗНЫЕ ДОВОДЫ
У основателей Переславского железнодорожного музея в Ярославской области (он больше известен как «Кукушка»; так раньше называли паровозы и поезда узкоколейки) подход к музейному делу прямолинейный. Главная цель для них — сохранить паровозы и локомотивы для будущих поколений, все остальное лишь средство. При этом музею удается жить практически без поддержки государства.
— Со стороны может показаться, что мы здесь оторванные от жизни технари, копающиеся в гайках и болтах, — говорит директор музея Сергей Дорожков. — Но это наш способ изучать историю. Потому что эта техника когда-то открывала новые регионы, она участвовала в обеих войнах, вся промышленная революция XIX века произошла благодаря железной дороге. Практически вся история мира как развитие разных индустрий, освоение новых земель прошла через железную дорогу с момента, когда она была изобретена в 1830‑е годы, и вплоть до 1950‑х, когда она стала уступать автомобильному транспорту.
Гектар переславской земли, где расположился музей, стал местом дислокации ста единиц крупной железнодорожной техники — локомотивов, вагонов, железнодорожного оборудования — и множества мелких единиц узкоколейки. Это как будто декорация старого фильма. «Увы, мы здесь не одни, — говорит Дорожков. — Наши соседи строят современные двухэтажные коттеджи и заборы. А нам бы хотелось, чтобы строили одноэтажные, стилизованные под прошлый век. Но мы не можем перенести наш гектар на 50 лет назад, нет такой машины времени».
Коллекцию энтузиасты собирали с 1990 года. Первые экземпляры техники были в собственности большого кооператива, потом основатели коллекции учредили отдельную компанию, теперь музей существует в форме некоммерческого партнерства.
Сегодня вероятность нахождения новых экземпляров исторически важной техники мизерная, сетует Дорожков. Ее почти не осталось по стране. «Мы за эти годы нашли сто экземпляров, а могли бы — пятьсот, — говорит он. — Но сборщики металлолома часто оказываются расторопнее нас». Раньше Сергей любил ездить в исторические экспедиции: это было отдыхом от музейного дела и изучения паровозов. Теперь не то: поиски техники превратились в дорогое и часто безуспешное предприятие. Экспедиции сейчас уходят далеко в Сибирь, в горы Средней Азии. Последняя — в Тавду, проведенная сотрудниками «Кукушки» при участии Свердловской железной дороги и Русского географического общества, — вернулась ни с чем, хотя была очень трудоемкой и затратной. Можно «налетать» на вертолете на несколько миллионов рублей и ничего не найти.
Не все экспонаты музея находятся в идеальном состоянии, признает Дорожков. Это нередко отмечают в своих отзывах посетители музея, жалуясь, что им пришлось «смотреть на ржавчину». Ржавчина — не самое страшное для музейных единиц, парирует директор музея: глобально она не угрожает жизнедеятельности техники. Придет время, и в музее разделят экспозицию и коллекцию; просто до сих пор не было возможности убрать не отреставрированные пока экземпляры в фонды из‑за отсутствия помещений. А сейчас, если речь идет о том, отреставрировать ли единицу или привезти в музей новый уникальный экспонат, выбор делается в пользу «новенького». Потому что скоро он может исчезнуть с лица земли, а в средствах музей ограничен.
Проблема в искаженном восприятии музея, считает Дорожков: «Переславль находится на Золотом кольце, сюда едет множество туристов. Многие приходят к нам в музей не за знаниями, а чтобы поставить для себя «галочку»: «Здесь был я». Они не подготовлены и не хотят нас слышать. Бывает, что и за ржавчиной, и за разбитыми статуями скрываются интересные вещи. Тем более — когда других статуй просто нет». Что ж, трудно придумать более красивое «оправдание» тотального безденежья.
Музей с трудом держится у отметки самоокупаемости. «У нас КПД даже ниже, чем у паровоза», — шутит Дорожков. Доходы приносят в основном билеты — 150 рублей со взрослого и 50 — со школьника. В год музей посещает примерно 30 тысяч туристов.
Раритетную железнодорожную технику создатели музея «Кукушка» ищут по всей России. Часто их опережают сборщики металлолома. Но сто крупноразмерных экспонатов для экспозиции в Переславском районе Ярославской области они нашли
Сотрудники вынуждены иметь еще и дополнительные источники доходов; впрочем, они большей частью связаны с историческими исследованиями и научной работой, так что коллеги не особо отклоняются от своего жизненного пути. «Мы можем, наверное, считать себя счастливыми, — говорит директор, — так как свое увлечение смогли сделать профессией и даже зарабатывать на жизнь с помощью этого. Хотя это и сложно».
«Бизнес‑модель» подобного музея (если это слово здесь уместно) весьма сложна. Распространенные сейчас в России «музеи одной комнаты» (как их иногда называют), размещающие экспозиции в нескольких помещениях и не несущие таких затрат, как в случае с обслуживанием и реставрацией громоздкой техники, имеют при этом сопоставимый уровень доходов. «А меценатства «чистой воды» в нашей стране не существует, — убежденно говорит Дорожков. — Любое спонсорство имеет неясные цели. Чего потом захочет этот спонсор, даже он сам не знает. Наш опыт показал, что, получая какие-то средства на музейные цели, расплачиваться приходится совершенно не музейной активностью. Возникают какие-то дикие требования, которые идут вразрез с нашими целями и задачами».
Возможно, посетителей не всегда устраивает отсутствие в музее прямолинейного «интерактива». Даже движения поездов по узкоколейке нет. В первые годы управители «Кукушки» пытались сохранить движение, восстановить часть колеи. Но потом поняли: это невозможно. Те паровозы, которые находятся в регулярной эксплуатации на Западе на музейных железных дорогах, — это реплики исторической техники, говорит Дорожков: «Паровоз — это котел, 12 атмосфер пара и воды. Чрезвычайно опасная штука. Котел старше 50 лет никто в мире эксплуатировать не возьмется: есть такое понятие, как усталость металла…» То же самое касается столетнего деревянного вагона.
Так что безопаснее всего было оставить старую технику в покое, который она давно заслужила. К тому же, как говорит Сергей, ссылаясь на учебник экономики железнодорожного транспорта, пассажирское ж/д сообщение неокупаемо (железная дорога существует за счет перевозки грузов), и за 200 лет никто это утверждение на длинных отрезках времени на практике не опроверг. А в рамках музея — неокупаемо вдвойне.
«Кукушка» хочет оставаться «чистым» музеем (в понимании его основателей): тут сторонятся спонсоров, не идут на поводу у публики, а наоборот, пытаются ее «перевоспитывать». Это не гордыня, объясняет Сергей Дорожков, а попытка смотреть вдаль, сохранять независимость. «Может, мы через пять лет и поставим здесь пару аттракционов», — добавляет он — очевидно, чтобы поубавить некоторый пафос.
На самом деле им есть чем гордиться, как и другим музейщикам. Им многое удается «вопреки». Коммерсанты они чаще всего не самые ловкие, так как многие приходят в музейное дело из науки или смежных сфер. Но на ту самую «независимую жизнь» большинство все-таки зарабатывает, лишь в редких случаях обращаясь за помощью к государству и создавая при этом новые точки притяжения для туристов, желающих побольше узнать о стране.
0
59.00
