Очередная драма — четыре юные жительницы Пермского края несколько часов издевались над своей сверстницей. Били, унижали, насиловали. Они считали, что поступают справедливо: парень несовершеннолетней Алены (она организовала нападение), бросив ее беременной, ушел к другой. Пытки засняли на телефон. Все подозреваемые, конечно, сразу были задержаны. Кроме зачинщицы. Ей нельзя за решетку — она будущая мать. Потерпевшая, по оценкам врачей, из-за полученных травм, скорее всего, иметь детей уже никогда не сможет.
Финал нежного века
Несколько лет назад на кафедре уголовных дисциплин Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации проводилось исследование, касавшееся криминологической характеристики преступности несовершеннолетних, ее основных параметров и тенденций развития. Один из вопросов — рост числа правонарушений среди девушек. Как оказалось, начиная с 2004 года «удельный вес девочек» (так назвали этот тренд) среди нарушителей закона увеличился в полтора раза и к 2015-му составил более 10 процентов.
«Преступность действительно резко помолодела и потеряла гендерную окраску, — считает Михаил Виноградов, известный российский психиатр-криминалист. — Причем это касается не только нашей страны. Так, в Соединенных Штатах недавно, помнится, судили 13-летнюю девочку, которая совершила несколько тяжких преступлений. Все никак не могли решить — дать ей пожизненное заключение или приговорить к смертной казни. Споров по этому поводу было много. В конце концов ее помиловали. Взрослым кажется, будто дети не осознают того, что они сделали. Но это не всегда так. А у подростков между тем формируется понятие вседозволенности и безответственности».
Большие, чтобы совершить преступление, но маленькие, чтобы за него отвечать.
Простят, пожурят, ограничатся условным наказанием. Хотя всего несколько веков назад юридического понятия «дети» не существовало вовсе. Вырос, пошел работать — все, должен отвечать за свои поступки. То был жестокий мир мужчин. В нем у женщин практически не было прав.
Но одновременно — видимо, в награду слабому полу даровали некоторые привилегии. Считалось, что настоящие леди — добры, сентиментальны, милосердны. Из чего только сделаны девочки? Еще совсем недавно ответ на этот стихотворный вопрос был прост и однозначен. Из конфет, пирожных, разговоров о пустяках, мелких капризов и глупых ссор между подружками.
«Да, девочек, по крайней мере в средних и высших слоях общества, с детства оберегали, многое им прощали. Так их заставляли быть удобными как для государства, так и для будущего мужа, которому нужна была тихая помощница, домоседка, хранящая ему верность, воспитывающая его детей и не прыгающая выше головы», — поясняет семейный психолог Елена Асланова.
«Хотя биологически агрессия изначально заложена в человеческой природе, независимо от пола, — полагает и клинический психолог Лилия Михайлова из Уфы. — Если провести параллели с животными: защищая свое потомство, самка легко пойдет на убийство либо спровоцирует на него партнера. Подобная жестокость подсознательно связана с мотивом спасения детенышей. А для этого все средства хороши. Но на протяжении столетий патриархата девочек насильно втаскивали в строгие поведенческие рамки, нормы морали, нравственности, каноны веры. Как только это перестало быть важным, все оказалось дозволено».
Феминизм, половое равноправие и две мировые войны разрушили иллюзии о безусловной доброте женщин. «Они начали конкурировать с мужчинами во всех сферах жизни и смыслах», — подтверждает и Михаил Виноградов.
«Происходит обращение части общества к его естественной природе. И в таком возврате к инстинктам женщины опережают мужчин, поэтому гендерная асимметрия бросается в глаза. Шокирует не просто то, что девушки становятся более агрессивны, а то, что они при этом утрачивают способность к сопереживанию. Потому вымещают агрессию на тех, кто слабее. Видимо, нас ожидает поколение жестоких родителей», — полагает Марк Сандомирский, доктор психологических и кандидат медицинских наук, тренер Института групповой и семейной психологии и психотерапии.
Подглядеть в замочную скважину
Окончательно миф о женской добродетели добили современные информационные технологии. В соцсетях неважно, какого ты пола, сколько тебе лет: ты «крут», только если твои ролики набирают миллионы просмотров и лайков. Какая девочка не мечтала в детстве стать актрисой? Что показывать? Вышивание? Но ведь драки, сцены насилия, подглядывание за чужой интимной жизнью — в цене всегда. Много такого контента не бывает. «Сегодня чем хуже, тем лучше», — резюмирует психолог Лилия Михайлова. Даже если успех потянет в итоге на тюремный срок. Надо выпендриться. Хайпануть любой ценой.
Многие помнят, как осенью 2016-го «прославились» две жительницы Дальнего Востока, Алина Орлова и Алена Савченко, прозванные «хабаровскими живодерками». Одна — студентка университета, другая — отчислена из колледжа. У одной отец — полковник авиации, заместитель командира эскадрильи, у второй — мать лишена родительских прав за алкоголизм.
Связала этих жительниц параллельных миров патологическая ненависть к животным. Их издевательства над братьями нашими меньшими, взятыми из приютов бродячими кошками и собаками, шокировали многих. Во время громкого уголовного дела по всей стране прокатились митинги и пикеты в защиту прав кошек и собак. Люди предлагали изменить законодательство, увеличить наказание по статье 245 УК РФ («Жестокое обращение с животными»), создать зоологическую полицию и усилить надзор за звериными приютами. А что же сверстники? Пока шел суд, в интернете бойко продавали сувениры, связанные с деяниями двух подружек, — футболки с их изображениями, кружки, чехлы для смартфонов — все разлеталось вмиг. В соцсети «ВКонтакте» было создано сообщество поддержки Алены и Алины — более 16 000 сторонников. Алена Савченко в колонии счастливо вышла замуж. «У меня все круто! 395 дней тусовке в тюрьме», — сообщила она фанаткам в интернете. Садистка отлично себя чувствует.
«Это — закономерное поведение сегодняшнего «поколения жесть».Подростки, родившиеся и воспитанные в казалось бы свободном обществе, с легкостью попирают свободу, нарушают права людей, не говоря уже о животных. При этом наравне с жестокостью демонстрируют зачастую инфантилизм. И ведут себя так, поскольку их представления о нормах поведения незрелы», — продолжает Марк Сандомирский — Просто не знают, что такое хорошо и что такое плохо. Вот и происходит примитивизация поступков и чувств, социально-психологический регресс на фоне технического прогресса. Таково «новое средневековье», в котором мы уже живем», — уверен эксперт.
Часто журналисты осторожно сходятся на том, что преступниц «среда заела». Маргиналы, пьющие родители, которым нет дела до потомства, школы в спальных районах бедных российских городков, мрачные подъезды многоэтажек... Отсюда — от невозможности социальных лифтов в будущем — и возникает ненависть к настоящему. Так ли это?
Барышни из высшего общества
В начале этого года медиа потряс случившийся на ровном месте скандал: на сына вице-президента крупной нефтяной компании напала дочь известного телеведущего. Подробностями «зверского избиения» пестрел интернет. К счастью, быстро выяснилось, что не все так страшно — просто в школьной раздевалке девочка встала на шапку мальчика, а когда тот потребовал с нее сойти, получил кулаком по лбу. Вину же за случившееся, судя по всему, оба родителя возложили на элитное учебное заведение, допустившее подобную непозволительную оплошность.
Я разговариваю с психологом одной из частных женских гимназий, закрытого пансиона в Подмосковье. Девочки живут здесь пять (а иногда и семь) дней в неделю: кроме базового образования, постигают рукоделие, кулинарию, бальные танцы, два обязательных и один по выбору иностранные языки, основы этикета. Некоторые до этого обучались за границей.
Психолог Татьяна Ивановна убеждает меня, что агрессия — вовсе не показатель бедности. В элитных (или считающихся таковыми) закрытых учебных заведениях отношения между воспитанницами иногда даже более обострены, чем в обычных.
«До этого я работала в средней школе. И могу сказать, что мало кто из мальчишек способен на то, на что может пойти любая из моих благовоспитанных девочек. Ссоры парней просты. Кто-то с кем-то что-то не поделил — подрались и выяснили, кто сильнее. Причем нередко такие драки становятся началом крепкой дружбы. Мои же воспитанницы без конца плетут интриги. Подставляют, ненавидят, сплетничают — совсем как взрослые, и ведь не знаешь, как им помочь, кто-то обязательно нажалуется своим высокопоставленным родителям. Меня наняли специально, чтобы я старалась подружить их между собой, сплотить, но не всегда получается. И дело не в моей квалификации. Просто у многих дома нет взаимопонимания. Этим девочкам изначально не на что опереться. Каждая сама за себя. Даже если в семье есть все, она может быть неблагополучной. У многих барышень низкая самооценка, комплексы при, казалось бы, безграничных финансовых возможностях. В маленьком коллективе все очень четко прослеживается. А начинаешь объяснять амбициозным родителям, что уделять внимание дочерям — не значит давать им деньги, возмущаются. «Вы дорогая школа. Так что обязаны решить все проблемы». Как можем, социализируем барышень, конечно».
Что же объединяет девочек окраин и дворцов, золушек и принцесс, отчего они ищут скандального признания в интернете, не находя его даже среди самых близких?
«Если мальчика можно выгнать из дома, и он как блудный сын побредет один по миру, что-то будет завоевывать, с кем-то сражаться, а затем вернется под отчий кров и все у него может еще сложиться, то с девочкой так не получится. У нее все будет только в том случае, если изначально есть поддержка и опора родных людей, если хватает домашнего тепла и любви», — считает психолог Елена Асланова.
«Прости нас, Чучело!»
«Сестра уехала в командировку на пару дней, оставила трехлетнего сына мне, — возмущенно делится один из пользователей интернета. — Мы пошли в развлекательный центр — там всякие лошадки, батуты, большой надувной замок. Племянник залез внутрь, вдруг слышу крик. Я подскочил туда, сидят две девочки лет тринадцати, а ребенка нет. Смотрю: племяш лежит на полу под «окном» замка. Спрашиваю: «Как ты упал?» Отвечает: «Девочки выкинули». Я даже не поверил — мало ли, ребенок маленький, может, не понял что. Но все-таки позвал администратора, и выяснилось, что эти две малолетние курицы, взяв трехлетку за руки и ноги, раскачали и кинули на пол. Мне они заявили, что за своим ребенком надо следить, чтобы он никому не мешал. Вот откуда они это взяли? С новомодных форумов, где все обсуждают противных чужих детей. Я раньше и сам так думал. Пока это лично меня не коснулось. У племянника большая шишка около виска. Не углядел. А малолеткам ничего за это не будет, они даже не считают себя виноватыми».
Каждый творит то, что ему хочется. Каждый живет так, как нравится. Детям до шестнадцати можно все, раз нет больше ограничений и нравственных ориентиров. Раньше эту функцию выполняло искусство. Классика отечественного кинематографа — фильм «Чучело» Ролана Быкова, о буллинге, школьной травле, тому пример.
Тридцать лет назад на ленту с Кристиной Орбакайте в главной роли валом шли целыми школами и семьями. В зрительном зале яблоку негде было упасть. Созывали собрания в классах и пионерских отрядах. Приходили к единственному правильному выводу, что нет, в нашей жизни такого быть не могло. Кино — вымысел. Страшная сказка. «Бессольцевой — бойкот. Никто, слышите, никто не должен с ней разговаривать», — как ярко пылало на костре инквизиции сожженное одноклассниками платье Чучела-Лены.
Уже тогда мальчишки были на вторых ролях. Истинный предатель Димка Сомов. Живодер Валька. Тихий Васильев. Всем в классе заправляет безжалостная Миронова, Железная Кнопка, которая заплакала единственный раз, осознав, что же она, маленькое чудовище, натворила. Именно в этом, не в отъезде Чучела и не в признании Димки, смысл фильма. Он — в раскаянии, в возможности прощения и покаяния. Впрочем, слеза Железной Кнопки не изменила этот мир.
Не потому, что напали враги, дети берут сегодня в руки оружие и расстреливают сверстников. Не от того, что нечего есть, издеваются над слабыми. От скуки. От нечего делать. Общество потребления пережевывает себя и других. И в первую очередь — девочек.
Гадкие лебеди
Десять лет назад я стояла у пересылочной тюрьмы жаркого курортного городка. Когда-то здесь сидели пламенные революционеры, теперь одна часть кирпичного здания была отдана под женское СИЗО. Напротив — мужское отделение. Их связывала бесконечная, идущая фоном, перекличка, грубая, как швейные стяжки. «Девчонки, а как вас зовут? Я — Колька, я за убийство отчима сижу».
Две хрупкие девочки тащат огромную сумку, в которой лежит тюремная передача. Чай, сигареты, конфеты-леденцы без обертки.
Хорошенькая брюнетка с длинными волосами — это Каринка. Низенькая, похожая на Питера Пэна, Надька-маленькая. По дереву мы все вместе карабкаемся на козырек над первым этажом многоэтажки — параллельно тюремному каземату. Откуда-то сверху на нас тут же выливают ведро воды, кому понравится, если под твоими окнами постоянно шныряет тюремная шантрапа.
«Надька, привет, как у тебя дела?» — что есть мочи кричит куда-то в небо Каринка.
В СИЗО сидит Надька-большая, третья из этой девичьей банды. Их всех связывает между собой странная, болезненная привязанность, почти любовь, как будто бы, кроме них троих, никого в этом мире у них нет.
Впрочем, так оно и было. «По вечерам бомбим лохов, кого-нибудь грабим или разводим педофилов на деньги, — с удовольствием, видя мое огорошенное лицо, перечисляла Каринка нехитрые девичьи забавы. — Клеим «папиков», они нас покормят в тепле, а когда уже надо «расплачиваться», говорим, что мы еще маленькие — и сматываемся».
И не то чтобы они были совсем уж никому не нужными. У Карины вполне нормальная мать, но не способная разобраться со своими многочисленными ухажерами. Да, родители Надьки-большой погибли в аварии, ее отправили в детский дом, откуда она периодически сбегала, а Надька-маленькая, как сразу видно, дитя непросыхающих алкоголиков и городских окраин, была немой.
Девчонки зарабатывали тем, что снимали драки на самые первые мобильники с допотопными камерами, продавали их для выкладки в интернет — смартфонов тогда еще не было. «Ну... Мы сами пристаем к кому-нибудь на улице, задираемся и начинаем его бить. Если крови много, то рублей 500 можно заработать», — объясняла мне Каринка основы бизнеса.
Журналисты набрели на их компанию случайно: искали моделей для фотосессии. Тема философская, вечная — девочки-беспризорницы. Как им выжить в нашем безумном мире? Решили вспомнить сказку Андерсена про гадкого утенка. На современный лад. Операционная. Хирургический стол весь в подтеках темной крови. «Врачи» в белых халатах с инструментами в руках. Юная пациентка уже смирилась с неизбежным. Сидит на столе, обняв босые ноги. Не плачет. Крылья хлопают за спиной гадкого белого лебедя Карины. Скоро их обрежут.
Артхаусный модный фотограф Лукас договорился расплатиться за съемку бесплатной кормежкой в «Макдоналдсе». Там же спросили у девчонок: неужели им нравится вот такая беспутная жизнь?
«Ну, нормально. Так все живут, — за себя и немую Надьку-маленькую опять отвечала Карина. — Мы же не беспредельщики. У нас есть свои правила чести. Крысятничать нельзя. Предавать. Если тебя хотят ударить, успей ударить первым — и посильнее. Если уже ударили — перетерпи и отомсти».
Эти мысли они записали в толстую общую тетрадь, которую назвали Библией Бродяг, — похожую книгу в детстве читала бабушка Наде-большой. Девчонки оформили тетрадку, как раньше песенники, — разрисовав добрую половину листов розами.
Вскоре Надька-большая попала за решетку — после неудачного ограбления ларька. Как раз накануне своего 18-летия. Ей грозило пять лет, перед судом она свято пообещала себе, что как только выйдет, сразу пойдет доучиваться в школу, хватит с нее бездельничать. Но за решеткой у нее обнаружили ВИЧ...
Почему-то, уже написав статью о девичьей жестокости, я вдруг вспомнила о них, о том жарком лете, пересылочной тюрьме, сквозь решетчатое окно которой проглядывал бледный профиль Надьки-большой. С точки зрения общества, эти трое ведь тоже были преступницами. Такими же, как «хабаровские живодерки». Но почему-то я не видела в них ни зла, ни ожесточенности. Хотя, казалось бы... Но Надька-маленькая кормила собаку объедками из «Макдоналдса». А Каринка заглядывалась на каждого проезжающего мимо малыша в коляске.
До «поколения жесть» оставалось еще целых десять лет. Обществу эти девочки оказались не нужны. Модные фотографии пропали в архивах. На экранах из года в год их сверстниц обучали тому, как стать содержанкой или просто удачно выскочить замуж. В социальных сетях, которые просто наложились на этот культурный вакуум, «красивой жизни» оказалось еще больше, а правды — куда меньше. Богатые и бедные, умные и глупые, образованные и те, кому картинки с детства были понятнее букв, оказались равны перед новой реальностью, в которой нет старинного разделения на «быть» и «казаться». Никакого «быть» просто не существует.