ТОП 10 лучших статей российской прессы за
Июнь 29, 2017

ДИССИДЕНТ-АНТИСОВЕТЧИК

– Александр, Московский авиационный институт стал кузницей для многих известных писателей, юмористов, актёров… Но все они его окончили, а вы бросили. Почему?

– Понимаете, я рос в обыкновенной среднестатистической советской семье учительницы русского языка и литературы и радиоинженера. С детства, по стопам отца, увлекался радиоэлектроникой, паял свои первые приёмники и усилители. Поступил в МАИ – на факультет радиоэлектроники летательных аппаратов по специальности «радиолокация» – и был счастлив. Но на четвёртом курсе я случайно попал в Театр на Таганке, на спектакль «Тартюф» в постановке Юрия Любимова. Он меня буквально перевернул – я вышел из зала совсем другим человеком. В результате я заболел «Таганкой», с большим трудом (ведь в этот театр в те годы было не попасть!) пересмотрел весь её репертуар. И всё – захотел быть артистом.

– А что такого было в любимовских спектаклях, чтобы вот так легко «сломать» карьеру будущего радиоинженера?

– Я не сказал ещё одной важной детали: с раннего детства в душе я рос таким… ярым антисоветчиком и диссидентом. Серьёзно! Несмотря на младые годы, я почему-то очень остро чувствовал эту пропагандистскую коммунистическую фальшь, когда в обществе говорят одно, думают другое, делают третье, когда все комсомольско-пионерские организации вывернуты наизнанку. А этот генсек Брежнев, выступающий по телевизору, меня откровенно бесил. Я слушал «Голос Америки», «Радио Свободы», и у меня было очень сильное ощущение того, что мы живём в каком-то извращённом государстве. Поэтому-то «Таганка» и произвела на меня такое сильное впечатление – на тот момент это был очень социальный театр, там даже классика подавалась под таким углом, что это было актуально, остро и сатирично и, главное, правдиво. Мне безумно захотелось быть, как они – выходить на сцену и говорить с людьми на метафоричном, но всем понятном языке.

– А актёрский дар? Откуда вы знали, что он у вас есть?

– Скажу вам больше… Пока я ходил на какие-то «лишние билетики» «на Таганку», я познакомился с двумя настоящими артистами – Олегом Казанчеевым и Анатолием Меньшиковым. Когда они послушали мою программу, подготовленную для поступления в театральный, оба по-дружески мне честно сказали: «Саша, забудь об актёрстве! Ты абсолютно профнепригоден!» Естественно, я их не послушал. Я же Стрелец по гороскопу, а значит, человек невероятно настырный! Не буду рассказывать, через что я прошёл, ведь мне как четверокурснику МАИ во всех театральных вузах просто заворачивали документы со словами: «Иди, доучивайся!» Но через год я всё-таки поступил в Щукинское театральное.

– Родители «обрадовались», когда об этом узнали?

– Мама расплакалась… Потом спросила: «А с чего ты решил, что можешь быть артистом? Ты же никогда этим не интересовался». «Мам, я не знаю, но сейчас это единственное, чем я хочу заниматься, я это люблю, этим горю». И тогда она сказала свою сакраментальную фразу: «Саша! Артисты же все – пьяницы!» (Смеётся.) Я ответил: «Уверяю тебя, пьяницей не стану».

– Не пожалели, что бросили МАИ? Сейчас работали бы в каком-нибудь секретном НИИ над созданием суперракет…

– Наоборот, я считаю, мне очень повезло, что у меня первое образование техническое – оно мне очень помогло в профессиональном плане. Особенно с точки зрения анализа процессов создания роли в театре или кино.

– Когда пришло понимание, что актёрство – не ошибка, не блажь, и дела пошли хорошо?

– Я помню своё первое ощущение, когда начались занятия. Это было состояние паники, даже настоящая депрессия. Потому что среди однокурсников были та-а-кие яркие ребята.

– Кто там был из ныне известных?

– Максим Суханов, Саша Самойленко, Даша Михайлова, Алёна Яковлева… Но даже не они, а, как ни странно, заметно выделялись другие, о таких обычно, знаете, говорят «талант от природы». Там и голос, и фактура, и манеры, и артистизм. На инструментах играет, поёт, танцует… Вроде как и учиться не надо! Я чувствовал себя маленькой серенькой лошадкой, которая вообще непонятно как сюда попала.

Я ничего этого не умел. Стихи выучил в первый раз в своей жизни – для поступления в вуз. Поэтому-то и запаниковал. Но как-то на первом курсе, весь в этих переживаниях, я попал на Киевский вокзал, где увидел много людей, которые сидели на полу, на газетках, жевали какие-то бутерброды… Было видно, что это реально люди, испытывающие крайнюю нужду. И я сказал себе: «Саня, хватит ныть! Посмотри, как может быть! А ты учишься в лучшем институте, у тебя блестящие педагоги, отличные друзья и партнёры. Возьми себя в руки и занимайся делом!»

Возвращаясь к вопросу, когда почувствовал, что дела пошли. Дело в том, что я не только настырный, но и очень работоспособный. И довольно быстро стало многое получаться. На первом курсе я уже получил свою первую роль на телевидении – это был телефильм «Привет с фронта».

– Вы свою серьёзную фильмографию с какой картины отсчитываете?

– С «Небывальщины» Сергея Овчарова, где я сыграл главную роль – Незнама. Сейчас это классика, культовый фильм. А ведь тогда, в 1983 году

Госкино объявило эту ленту одним из самых антисоветских фильмов за всю историю СССР, и был приказ не просто положить на полку, а уничтожить – смыть негатив. Но Глеб Панфилов с Инной Чуриковой его отстояли. Фильм грандиозный! Он в Интернете есть. Рекомендую! И вообще я считаю, что моя кинокарьера развивалась достаточно успешно, потому что следом были ленты «Прости», «Господин Великий Новгород»… В год я снимался в двух-трёх картинах.

СЛАВА МЕНЯ ТЯГОТИЛА И БЕСИЛА

– Даже сегодня, несмотря на большой список сыгранных ролей, народ в первую очередь любит вас за «Джека Восьмёркина». Ваша версия – почему?

– На мой взгляд, это одна из самых ярких картин перестройки, первый фильм в советском кино о предпринимательстве. Там чудесный сценарий, написанный по очень известной книге Николая Смирнова, блистательные работы режиссёра Евгения Татарского и актёров. Фильм очень выделялся среди всего того, что тогда показывали!

С ним связано много уникальных событий моей жизни, и самое смешное, что ведь после того, как меня утвердили на роль, я позвонил на «Ленфильм» и отказался в нём сниматься.

– Почему?

– Не понял всей глубины замысла, был неопытен. Я прочитал сценарий, даже съездил в Питер на пробы. Но потом, поразмышляв, решил, что вся затея сделать комедию из тяжелейшего периода жизни людей слишком легкомысленна, даже какая-то глупая, надуманная, неправдивая. Мы же все знаем, что происходило в СССР во времена продразвёрстки и военного коммунизма, когда люди миллионами от голода гибли. А тут какие-то песни, пляски… И когда я сообщил Татарскому об отказе, Евгений Маркович специально приехал в Москву, поймал меня в Щукинском училище в коридоре, за шкирку буквально затащил в аудиторию и долго мутузил: «Ты что, идиот? Поверь мне, это будет великая картина и твоя лучшая роль!» В результате он меня убедил, за что я ему всю жизнь бесконечно благодарен.

– Каким сразил аргументом?

– Рассказал, что это будет музыкальная комедия – весёлая, острая, интересная! Ну и деньгами они меня тоже купили, если честно. Это была первая кооперативная картина на «Ленфильме», и гонорары-ставки были выше обычных. Больше меня получали только народные артисты Евстигнеев и Дуров.

– И как вам работалось в этой компании народных?

– Евстигнеева я впервые увидел, когда приехал рано утром на студию. Вижу: Евгений Саныч ходит вокруг закрытой двери в костюмерную весь разнесчастный, потому что его привезли прямо с поезда, не дали даже заехать в гостиницу. А тут ещё костюмер опаздывала. Меня поразило, что он ходит около этой двери и бубнит под нос текст своей роли, прорабатывая сотни вариантов и оттенков. Я таких технологий не знал – это был для меня настоящий актёрский мастер-класс.

– У Евгения Александровича был ещё один «технологический» секрет: перед выходом в кадр выпить рюмочку коньяку. Для куража!

– Это точно! Ещё он нас всегда «колол» на съёмочной площадке. В кадре свою часть отработает, но как только поворачивался спиной к камере, делал невероятные гримасы, корчил рожи… Я был молодой, и меня расколоть было достаточно легко. Евстигнеев – просто гений импровизации!

А Лев Константинович Дуров меня потряс ещё в Театре на Малой Бронной, в который меня пригласили работать на третьем курсе «Щуки». Он тут же позвал меня в свой спектакль «А всё-таки она вертится?» на главную роль. Мы с ним очень быстро подружились. Удивительный человек! Я таких больше не встречал в своей жизни – уникальная память на всякие истории, шутки, прибаутки, анекдоты. Про него можно рассказывать сутками. Ну и мои основные партнёрши – Ира Ракшина и Любовь Малиновская – были просто изумительные!

– В этой комедии много драк, скачек на лошадях, автогонок… В трюковых съёмках вы обходились без дублеров?

– Да, я всё сам делал. Причём там для меня этот фильм стал настоящим погружением в сельское хозяйство от начала и до конца. Как городской ребёнок я понятия не имел, что такое лошадь и пахать, и весь процесс «укрощения» быка, плуга, трактора и автомобиля я освоил на съёмочной площадке. Короче, я реально стал фермером. Тем не менее всё равно в процессе съёмок у меня не было предчувствия, что мы делаем шедевр. Для меня это был просто очередной фильм. Но когда все три серии показали по телевизору, у меня возникло ощущение, что взорвалась бомба.

– Как вы эту «ударную волну» почувствовали?

– На следующий день, когда я вышел на улицу, создалось такое впечатление, что все люди вокруг сошли с ума. Где бы я ни появлялся, все хохотали, показывали пальцем, хватали за рукав: «Пойдём, выпьем… дай автограф и т. д.» То есть моего внутреннего индивидуального пространства вдруг не стало вообще. Ведь почти сразу же после «Джека Восьмёркина» вышла ещё картина «Приморский бульвар», которая тоже стала невероятно популярной. Так что было достаточно тяжело появляться на люди. Помню, когда я оказался на съёмках в Польше в

1990 году, впервые за несколько лет почувствовал себя в своей тарелке. «Господи, хорошо-то как! Тихо и никто не кричит…»

– Зато успех у прекрасного пола наверняка удесятерился. Так?

– Не-не-не, меня это уже не интересовало. Я был женат на Юле Рутберг, мы прекрасно и счастливо жили. У нас родился сын – Григорий. Поэтому всё было чудесно.

«АЛЕКС КУЗНЕЦОВ – АМЕРИКАНЕЦ»

– Правда, что в конце 1980-х вы входили в пятёрку самых перспективных актёров – молодых звёзд?

– Да, было пять самых популярных артистов – Меньшиков, Шевельков, Харатьян, Жигунов и я.

– Тем не менее через несколько лет вы бросили всё и эмигрировали в Америку. Какова главная причина отъезда на самом пике славы?

– Всё получилось довольно спонтанно и неожиданно для меня самого. И не в одночасье. Летом 1989 года я получил приглашение Леонида Гайдая сниматься в фильме «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди». Мы встретились, Леонид Иович сказал: «Саша, я вас очень ценю и люблю как артиста, поэтому никаких проб. Главная роль ваша!» Мы договорились, что я съезжу к друзьям в Мюнхен на месяц, а там вскоре и съёмки. Главная роль у Гайдая – любой актёр может об этом только мечтать!

И вот сижу я в Мюнхене у друзей на квартире. Звонок, срабатывает автоответчик. Слышу, как на ломаном английском с акцентом говорят: «Это продюсер из Западный Берлин… пригласить Александр Кузнецов на главный роль». Хватаю трубку, первая моя фраза: «Хватит шутить! Кто это?» «Нет, это не шутка! Я через три дня приехать в Мюнхен, мы обязательно должен встретиться». И точно – Артур Браунер, известный немецкий продюсер, предлагает мне одну из главных ролей в 13-серийном телефильме «Аляска Кид» с двойным контрактом – в рублях и долларах. Ну а так как это съёмки в Польше, Чехословакии, Германии, полтора года работы, мне пришлось принять болезненное решение…

– Отказались от съёмок у Гайдая?

– А что мне оставалось делать? Позвонил Леониду Иовичу, извинился… Кстати, Дима Харатьян меня за это до сих пор благодарит при каждой встрече: «Благодаря тебе я снялся у классика. Спасибо!» Жаль, конечно, но в тот момент я уже мечтал о международной карьере и верил, что у меня получится. Редко так крупно везёт – ведь параллельно с «Аляской Кид» я тут же получил ещё главную роль в американском фильме «Бегущий по льду». И тут ещё один поворот судьбы, начался настоящий театр абсурда.

– ?!

– 1991 год. Когда до конца съёмок «Бегущего по льду» оставалось две недели, мы вернулись из Норильска в Москву. Снимали сцену, когда главный герой-американец идёт по Красной площади и тут со всех сторон вылетают чёрные «Волги», из них выбегают агенты и скручивают его. По сценарию это первые кадры фильма! Так вот, по команде режиссёра «Начали!» вместе с чёрными «Волгами» на Красную площадь выехали настоящие бронетранспортёры, причём боевые.

– Прямо в кадр?

– Да! Режиссёр кричит: «Разве мы их заказывали?» «Нет!» Началась сумасшедшая паника. Позвонили в американское посольство, а там отвечают: «В России государственный переворот, ГКЧП. Всей американской группе в 24 часа покинуть страну! Иначе мы ни за что не отвечаем». Ну и те, естественно, побросав всё, улетели в Америку!

– А вы, «диссидент со стажем», как отреагировали на госпереворот?

– Подумал: наконец-то! Уж сейчас-то мы точно построим наше светлое будущее! Я искренне верил в эту возможность и лично хотел в этом процессе поучаствовать. Мы с Юлей активно участвовали во всех событиях на баррикадах, большими сумками носили туда еду и воду для активистов. Пули реально летали над нашими головами. Помню сожжённые троллейбусы, как молодые ребята погибли недалеко от Нового Арбата – буквально в 100 метрах от нас… А через две недели я улетел на досъёмку и озвучку этих двух американских проектов в Лос-Анджелес. Никаких мыслей остаться там у меня не было, я улетел с небольшой сумкой, где были пара джинсов и рубашек. Но довольно быстро стало понятно, что советский кинематограф вместе с СССР накрылись медным тазом. Темпы инфляции были просто бешеные. Около 50 тысяч советских (!) рублей (мой рублёвый контракт за «Аляску Кид» – громадные по тем временам деньги) к концу съёмок превратились в… пару буханок хлеба. Киностудии закрылись. Актёры сидели без работы. По большому счёту у меня было два варианта: ехать в Москву и, как многие, грубо говоря, броситься в торговлю, или попробовать сделать карьеру в Америке. Я выбрал второй вариант.

– А как же жена, сын?

– Я позвонил: «Юленька, когда будет возможность, приезжай в Лос-Анджелес, подумаем, как и чего». Она приехала, посмотрела на нашу миграционную жизнь и сказала: «Нет, Саня! Уважаю твоё решение, но я вижу себя актрисой русского театра». На сцене Вахтанговского театра она уже играла главную роль в «Зойкиной квартире». В общем, вскоре после её отъезда обратно в Москву мы развелись.

СНЯЛСЯ С КРАМАРОВЫМ В ЕГО ПОСЛЕДНЕМ ФИЛЬМЕ

– Вам пришлось начинать жизнь с чистого листа. Что было самым сложным?

– Язык! Несмотря на то что я снялся в двух главных ролях на английском языке, общался с англоговорящими актёрами и режиссёрами во время и вне съёмочного процесса и мне казалось, мы прекрасно друг друга понимали, но когда я приехал в Штаты, ужаснулся. Выяснилось, что я практически ничего не понимал ни по телевизору, ни в повседневном разговоре американцев между собой. Ни-че-го, ни слова! Это была настоящая драма! Я очень испугался!

– Но вы же очень настырный!

– И это, кстати, опять помогло. Первым делом я купил телевизор, и он работал у меня круглосуточно. Со временем стали выпрыгивать какие-то отдельные слова, потом фразы, следующий этап – это когда ты начинаешь смеяться над их шутками. И вот однажды – я хорошо это запомнил – еду на своей первой машине без кондиционера по знойному Санта-Моника бульвар, в поисках хорошей музыки кручу настройки приёмника и попадаю на битловскую песню «Help!». Я её с детства обожал! И вдруг, к своему удивлению, ловлю себя на мысли, что я понимаю, про что они поют – весь текст песни стал понятен. Тогда я понял, что языковой барьер рухнул. Ведь попасть в американскую среду и тем более на съёмочную площадку без языка невозможно… Правда, я времени даром не терял. Познакомился в Лос-Анджелесе с Ильёй Баскиным, Илья меня познакомил с Савелием Крамаровым. Они вместе в «Большой перемене» снимались и с тех пор дружили. Мы гуляли по Санта-Монике, общались.

– Крамаров после эмиграции (и особенно пластической операции) сам в Голливуде мало снимался. Они могли вам чем-нибудь помочь?

– Замолвить словечко продюсеру? Нет, конечно. Помогали советом: сделай так-то, пойди туда, сделай такие-то фотографии. Забегая вперёд, скажу, что в 1994 году мы все трое встретились на съёмочной площадке фильма «Любовная история» – с Аннетт Бенинг и Уорреном Битти. Баскин, Савва и я играли там небольшие роли. К сожалению, для Крамарова эта работа оказалась последней.

– Ваш коллега Юрий Колокольников мне рассказывал: приехав в Лос-Анджелес, какашки собачкины убирал на газонах пенсионеров, чтобы заработать на еду. А недавно снялся в легендарной «Игре престолов»!

– Да я его видел, когда он спал на пляже в спальном мешке, потому что больше некуда было приткнуться. Знал, что он актёр, только приехал из Москвы. Мы там все друг друга знаем и достаточно быстро знакомимся.

– А вы жили на что?

– После того как все сбережения закончились, устроился официантом в ресторан, потом барменом. Бармен – всё-таки более высокооплачиваемая элитная работа. В итоге много кем поработал.

– Самое экзотическое из занятий?

– Чернорабочий по сбору стадионного амфитеатра. Помню, таскал металлические балки, прикручивал гайки. Платили 5 долларов 50 центов в час – на тот момент минимальная заработная плата в Америке. Потом пошёл учиться американскому актёрскому мастерству – было интересно посмотреть, как они преподают.

– Ностальгировали по Родине?

– Очень! Не хватало ежедневного общения с близкими людьми. Не хватало Юли, Гриши, семьи Рутберг, моих мамы, папы, брата. Это было самое болезненное! Не хватало кино. В Голливуде проблема не только язык. Ты не можешь сниматься в американском кино, не будучи членом Гильдии, и при этом не можешь стать членом Гильдии, не снимаясь в американском кино. Замкнутый круг! Единственный вариант – сняться в массовке в трёх фильмах, что я и сделал.

– Среди них интересные роли были?

– Первая моя роль была в «Разрушителе» с Сильвестром Сталлоне.

– Звучит интригующе!

– Небольшая роль, но то, что я оказался вот так один на один со Сталлоне прямо в кадре… Для меня это было потрясением! Подумал: хороший знак. Мы быстро нашли с ним общий язык. Пошутили, пообщались. Я прямо на съёмочной площадке отснял около трёх плёнок, что было невероятной глупостью и наглостью и именно поэтому, наверное, сошло мне с рук. Потом я узнал, что в Голливуде фотографировать на съёмочной площадке категорически запрещено – это нарушение всех авторских прав. За это сразу выгоняют со съёмок и отчисляют из Гильдии.

– Но вам сошло с рук как крейзи рашн?

– Наверное, все подумали, что я какой-то блатной, потому что слишком фривольно вёл себя со Сталлоне, а он мне в ответ дружелюбно улыбался.

Конечно, поступление в Гильдию стало моим прорывом, но не могу сказать, что открыло передо мной настежь все двери. Конкуренция там чудовищная! Ты приходишь на кинопробу, а там стоят ещё 20 претендентов на эту же роль. Причём это 20 человек со всего мира – с фактурными лицами, красивыми накачанными телами, абсолютно киношные. Я же вижу фактуру! Но постепенно ты усердно нарабатываешь себе имя среди кастинг-режиссёров, они уже приглашают тебя не на начальный этап, а на встречу с режиссёром и продюсером. И так далее. В результате ты становишься человеком, которого знают и ценят как профессионала.

ИГРАЛ НЕ ТОЛЬКО «ПЛОХИХ» РУССКИХ

– Российские актёры на Западе обычно играют всяких негодяев. Какого самого «мерзопакостного» героя пришлось играть?

– Между прочим, именно в Голливуде я научился играть «нехороших» людей, ведь в советском кино у меня были только положительные герои. А какой из них был самым мерзопакостным? Не так давно, как раз в российском, очень классном сериале «Неравный брак» я сыграл бизнесмена-депутата – крайне отвратительную личность. Один знакомый сказал: «Ты там настолько мерзавец, что, глядя на тебя, хочется… плюнуть в телевизор!»

– Отличный комплимент актёру!

– Я считаю, что да. Отрицательных героев всё равно кто-то должен играть. И лучше это сделаю я, потому что знаю, как это сделать хорошо.

– Принимали все предложения американских режиссёров?

– Нет. Не могу сказать, что отказывался от каждого второго сценария, но отказы были. Причины? Скучно. Неинтересно – ни творчески, ни коммерчески. А кто персонаж – маньяк, псих или кровавый убийца, – для меня абсолютно неважно.

– Можете назвать тройку-пятёрку самых важных для вас фильмов в Америке?

– Назову «Универсальный агент» – с Дольфом Лундгреном, где у меня одна из главных ролей. Хорошая, крепкая роль была в детективном триллере «24». Очень дорога работа в суперпопулярном сериале JAG («Военно-юридическая служба») про военную адвокатуру. У меня там шикарная роль русского офицера, который приезжает из России вести своё расследование. Причём как раз «хорошего» русского – позитивного, доброго, душевного.

– Говорят, по профессиональному отношению к съёмочному процессу американцам нет равных. Что больше всего в этом плане вас потрясло там?

– Расскажу две показательные истории. На картине «Разрушитель» я работал около месяца, со всеми успел перезнакомиться. Однажды прихожу на съёмочную площадку в указанное место и время и вдруг вижу: вокруг нет ни одного знакомого лица. Я сначала испугался, не перепутал ли я сам что-нибудь. Нет, всё верно! Ничего понять не могу. Наконец, нашёл знакомого повара: «Что случилось? Где все?» Оказывается, съёмочная группа отставала от графика на два дня, поэтому продюсер – щёлк! – в мгновение уволил ассистента директора, занимающегося организацией съёмочного процесса, со всей его командой. Всё! За один день120 человек потеряли работу, а другие 120 – нашли. Всего лишь за то, что они отстали от графика.

– Круто!

– Это сделал Джоэл Сильвер – известный американский продюсер, снимавший «Матрицу» и «Крепкого орешка».

А вторая довольно забавная история связана с Клинтом Иствудом и съёмками в его фильме «Космические ковбои». Роль у меня там совсем маленькая – как актёру гордиться нечем. Но как опыт работы с великими мастерами Голливуда и мирового кино – для меня бесценный. Вообще встреча с Иствудом оставила очень яркий след.

– Профессионал?

– Вот представьте, позвонил агент: «Саша! Маленькая сцена – всего одно предложение. Но это фильм «Космические ковбои», режиссёр – Клинт Иствуд». Я говорю: «Конечно!» Пришёл на студию, в маленьком кабинетике молоденькая девочка с камерой: «Представьтесь и скажите ваш текст». (Смеётся.) Через месяц звонок: «Ты получил роль! Вот адрес». Под Лос-Анджелесом есть город Дауни, часа 1,5–2 езды на машине. Проезжаю сначала жилые районы, потом промзону, затем – заборы из колючей проволоки, вышки с автоматчиками. Оказалось, это секретный объект NASA! Вхожу в огромный зал и вижу невероятных размеров во всю стену экран, на котором какие-то космические корабли летают… Иствуд сразу спросил: «Знаешь, почему ты получил эту роль, Алекс?» «Нет» – «Потому что ты в одном предложении сумел меня убедить, что ты инженер». Я говорю: «Так я и есть инженер – учился в МАИ!» «Отлично, добро пожаловать в мою команду!» Он коротко объяснил задачу. «Понятно?» – «Да». Я становлюсь на точку. В зале находились несколько сотен (!) человек, а такой идеальной тишины я в жизни не слышал ни на одной съёмочной площадке. «Приготовились! Начали!» Я импровизирую сцену. «Стоп! Снято!» Я говорю: «Как – снято? Это же была репетиция!» «Нет, Алекс, сцена снята. Я в тебе не ошибся. Молодец! Переходим к следующей сцене».

– Какие ощущения остались?

– Всего один этот дубль дал мне точное понимание, что такое Клинт Иствуд и его команда. Ты попадаешь в чрезвычайно слаженный чётко работающий механизм, где практически не бывает ни сбоев, ни просчётов. Меня поблагодарили, я уехал домой. На следующий день звонит мой агент: «Алекс, ты настолько понравился Иствуду, что тебе продлили контракт ещё на три недели». И я ещё три недели продолжал играть русского инженера, продолжая импровизировать, ведь текста в сценарии не было.

– Выходит, сняться в классном голливудском кино даже в малюсенькой роли – это уже престижно?

– Конечно! Как говорил Станиславский, «нет маленьких ролей – есть маленькие артисты». Есть великие мастера эпизодов! Но в Голливуде есть ещё и материальный стимул. Во-первых, хороший фильм – огромная галочка в твоём резюме, а во-вторых, это хорошие деньги. Это в России – ты получил зарплату за съёмочный день –

и до свидания! А в Голливуде есть такое понятие, как авторские права. От каждой продажи фильма, телесериала на любой другой рынок я получаю соавторские.

– То есть если вдруг захотите плюнуть на всё… Этих денег хватит, чтобы жить припеваючи?

– Может, не жировать, но в принципе да. С голоду уж точно не помру!

НАДО КРУТИТЬ ПЕДАЛИ!

– Насколько я знаю, в 2002 году на съёмках сериала «Шпионка» вы ставили русский акцент Квентину Тарантино.

– Да, на этой картине я работал техническим консультантом по России. Но у этой истории любопытное продолжение…

– Расскажите.

– Во время съёмок помимо акцента я дал Тарантино несколько советов, чисто актёрских. Он был поражён: «Клёво! Ты кто такой?» Я объяснил, что вообще-то я актёр. На следующий день он встречает меня словами: «Всё, я понял: ты будешь сниматься в моём новом фильме. Это будет сумасшедший фильм – все просто офигеют! У тебя там отличная будет роль!» Спрашиваю: «Как фильм называется?» «KillBill» – «Убить Билла»!

Через неделю я подписал контракт, и две недели мы репетировали… За неделю до нашего вылета на месяц в Пекин продюсер Лоуренс Бендер устроил в своём особняке в Беверли-Хиллз вечеринку по поводу отлёта. Все бухают, веселятся… За три дня до вылета звонит Бендер: «Алекс, у меня для тебя две новости – хорошая и плохая. С какой начать?» «Давай с плохой». «На вечеринке Квентину нашептали каких-то новых идей, он переписал сценарий, и твоя роль вырезана. Поэтому ты в Китай не едешь!» Блин! Чувствую, как у меня опускаются все внутренности. «А хорошая?» – «Мы тебя очень любим и ценим как актёра, поэтому ты получишь все свои деньги по контракту». Мало того что я получил всё по контракту, так я до сих пор получаю деньги за фильм, в котором не снимался ни дня.

– Наверное, в Америке не всегда так везло. Как вы выходили из тупиковых ситуаций?

– Как и в любой, в актёрской профессии есть взлёты и падения. Были годы, когда я делал по четыре-пять крупных работ, а были, когда одну-две. Но я никогда не бездельничал. В Лос-Анджелесе открыл свою актёрскую школу, получил серьёзное финансовое образование, в разные бизнесы деньги вкладывал – в дизайн, финансовые услуги, строительство, компьютерные технологии. Глупо сидеть дома и сходить с ума, оттого что тебе не звонят агенты. Кстати, несмотря на все трудности адаптации, я считаю, что я всё-таки как первопроходец показывал многим людям, как надо и как не надо. В этом плане мой опыт достаточно интересен.

– Какие личности кроме Иствуда оставили самый яркий след?

– Даррелл Хитман – это один из моих первых учителей в Америке. Мощная личность! Он ребёнком снимался с легендарным Михаилом Чеховым, учился у него. Получается, он передал мне частицу живого Михаила Чехова, его упражнения и технологии… Конечно, Сталлоне произвёл сумасшедшее впечатление.

– Чем?

– Невероятно остроумный, по-настоящему реактивный человек, который, стоит ему появиться на площадке, в одно мгновение завладевает вниманием всех! Мерил Стрип… Я не сталкивался с ней на съёмках, а познакомился на Красной площади в рамках Московского кинофестиваля. Просто бомба! Она в какой-то степени перевернула моё понимание, что такое актёрское мастерство. Харизма феноменальная! Не зря же она – самая успешная актриса в истории Голливуда с самым большим количеством номинаций на «Оскар».

– Правда, что вся американская актёрская школа базируется на системе Станиславского. Или это наш миф, который мы сами придумали и только сами в него свято верим?

– Нет, это никакой не миф! В своё время Станиславский сделал настоящую революцию, когда приехал со своими спектаклями в Нью-Йорк. Он просто «взорвал» театральную Америку и до сих пор является в этой сфере авторитетом номер один. Конечно, позже возникли великие американские учителя – продолжатели его системы, которые, может быть, и непосредственно с ней не связаны. Но так или иначе Станиславский там – это как в науке Пифагор или Ньютон. Без законов, открытых им, – никуда!

– Вскружить головы голливудским красоткам, завести красивые романы вам удалось?

– Нет. Да у меня и не было такого желания. После развода с Юлей я женился на русской девушке Ане. В Америке у меня была семья, родился сын.

– Разве творческим людям это когда-то мешало?

– Всё равно сказывается разница в культурах, в языке, менталитете. К тому же для Голливуда семейные узы и романы немножечко вторичная история – там все целенаправленно концентрируются только на своей карьере.

– В СССР у актёров были три проблемы: алкоголь, «звёздная болезнь» и забвение. Вы с чем-нибудь из этого списка уже в зрелые годы всерьёз сталкивались?

– Я – непьющий человек. У меня отец злоупотреблял, поэтому у меня отторжение алкоголя было изначально. «Звёздной болезнью» никогда не болел. Был и остаюсь человеком, который ценит людей и общение. Потом, мне есть на кого равняться: действительно великие – Мерил Стрип, Сталлоне, Клинт Иствуд, как те же Евстигнеев, Дуров – это удивительно лёгкие в общении люди, они никогда не дают тебе понять, что они вроде бы звёзды, а ты – ничтожество. А забвение? Как говорил великий педагог Щукинского училища Юрий Васильевич Катин-Ярцев, у которого мне посчастливилось учиться, «Саша, искусство – как велосипед: надо крутить педали, иначе ты быстро упадёшь». И так оно и есть. Надо крутить педали каждый день, чтобы развиваться и идти вперёд.

– Александр, чтобы резво крутить педали, нужно быть в отменной форме, как вы. Поделитесь секретом. Матушка-природа постаралась?

– И матушка-природа, и многолетние занятия йогой, спортивные увлечения… Бегаю, прыгаю, плюс определённая диета. Как хобби у меня подводное плавание. Люблю поиграть в пинг-понг, на лошадях поскакать. И потом, не люблю я скучной жизни. Мне всегда хочется, чтобы было весело, интересно, люблю изучать новое, читать, учиться сам и учить других – для меня это жизненно важно.

– Несколько лет назад вы вернулись в Россию. Были веские причины?

– Их много. Развод с американской женой обострил чувство родины.

И ещё одна очень важная причина – моя мама. Она стала себя хуже чувствовать, и мне захотелось провести побольше времени с ней. С 2004 года я опять стал часто сниматься в российских лентах, их становилось всё больше, роли – всё интереснее. Поэтому я решил переехать обратно в Москву.

– Складывается ощущение, что вы везучий человек. Фортуна к вам благосклонна?

– Очень! Захотел стать актёром – и я им стал. Мечтал работать в Голливуде – в какой-то степени это сбылось. У меня трое замечательных сыновей, я полон сил и творческих планов, которые, уверен, сбудутся.

– И последний вопрос. Какой неожиданности можно ждать от вас в будущем? Готовы опять резко изменить жизнь – например, уйти с головой в какой-нибудь совсем уж неожиданный бизнес, стать фермером и уехать в деревню?

– Не исключаю. Есть две мудрости, которым я стараюсь следовать: «Никогда не говори никогда» и «Не удерживай то, что уходит, не отталкивай то, что приходит.

И тогда счастье само найдёт тебя». Я никогда не закрываю для себя ни одной двери. Я считаю, что нужно с открытым сердцем и открытыми глазами идти навстречу своему будущему.