ТОП 10 лучших статей российской прессы за
June 7, 2017

В бюджетной гавани

Конец второго президентского срока Владимира Путина – короткая, но яркая эпоха модернизационной повестки, дискуссий о будущем. На этой волне родилась «Роснано». В апреле 2007 года Путин в послании Федеральному собранию провозгласил нанотехнологии приоритетным направлением развития, в июле подписал закон о создании «Российской корпорации нанотехнологий».

Спустя 10 лет вокруг «Роснано» по-прежнему много мифов. Во‑первых, требует уточнения направленность компании: она ведает не любыми инновациями, а лишь некоторыми секторами некоторых отраслей (см. диаграммы). Туда не входит, к примеру, IT-сфера, поэтому встречающиеся сравнения показателей Роснано и Силиконовой долины в США некорректны. Во‑вторых, «Роснано» не единственная госструктура, отвечающая за развитие технологий. На этапе первичного отбора идей и раздачи грантов действует Фонд содействия инновациям; далее запуску стартапов помогает центр «Сколково»; за начальными инвестициями новаторы могут обратиться в Российскую венчурную компанию (РВК). Только затем, на стадии роста проектов, наступает очередь «Роснано» и Фонда развития промышленности. Наконец, когда становление компании завершено, включаются Внешэкономбанк и Российский фонд прямых инвестиций. В‑третьих, «Роснано» не объединяет под своим началом всю наноиндустрию страны, отличаясь этим от конгломератов вроде «Ростеха» и Объединенной авиастроительной корпорации: многие компании работают в этой сфере самостоятельно, что видно из составляемого РВК рейтинга «Техуспех» (см. таблицу). В‑четвертых, идя на сотрудничество с «Роснано», компании не поглощаются целиком: корпорация опекает их либо в форме временного долевого участия, либо предоставляя займы и поручительства по кредитам, либо сотрудничая по лизингу оборудования. В результате «продукции Роснано» как таковой нет: исполнив финансовые обязательства перед корпорацией, производитель со своим товаром пускается в свободное плавание.

В-пятых, за годы существования корпорация видоизменилась: из первоначальной ГК «Роснанотех» в 2011 году вышли Фонд инфраструктурных и образовательных программ (ФИОП) и собственно акционерное общество «Роснано» (100% акций у РФ). Отдав на откуп ФИОП всю «нематериальную» сторону индустрии – науку, методологию, популяризацию и т.д., Роснано сосредоточилось на инвестициях и коммерции.

На этапе образования взнос РФ в капитал корпорации составил 130 млрд рублей. Впоследствии были получены госгарантии на 252 млрд. То есть всего «Роснано» обошлась налогоплательщикам в 382 млрд за 10 лет (для сравнения: расходы на национальную оборону только за один 2016 год почти в 10 раз больше – 3,66 трлн). Предполагалось, что со второй половины 2010‑х «Роснано» слезет с бюджетной иглы, вкладывая в проекты уже собственную прибыль. Но в 2015 году Чубайс сообщил, что из-за кассовых разрывов господдержку желательно не прекращать: без нее корпорация останется на плаву, но приостановит инвестиции.

Между тем финансовые показатели «Роснано» улучшаются. Прибыль фиксировалась и в первые годы существования, но это капали проценты от размещения средств в банках. «Настоящая» прибыль по МСФО поступает три последних года: 8,2 млрд рублей в 2014‑м, 17 млрд в 2015‑м, 4,5 млрд в 2016‑м (по РСБУ показатели иные – см. график). Как признавал Чубайс, в 2014 году 90% прибыли обеспечила девальвация рубля, но уже в 2015-м зависимость от этого фактора снизилась до 50%. Так или иначе, план корпорации, предполагавший убытки до 2017 года включительно, перевыполнен.

В 2016 году «Роснано» взяла новый рубеж: общая стоимость ее активов (138,8 млрд) и доходов от продаж долей в проектах (49,2 млрд) превысила объем инвестиций за время существования (186,3 млрд), то есть формально корпорация себя окупила. К этой отметке Роснано приближалась поэтапно: по итогам 2013 года ее КПД (соотношение стоимости портфеля и поступлений к затраченным средствам) равнялся 76%, через год – 86%, в 2015-м – 97%. Это происходило за счет роста поступлений от выходов из компаний, достаточно окрепших, чтобы идти дальше своим путем. Эта тенденция продолжится: в 2018 году в «Роснано» ожидают двукратный перевес поступлений над инвестициями.

«Сегодня уже не приходится говорить, что «Роснано» – обуза для бюджета, – говорит директор Центра исследований сферы инноваций НИУ ВШЭ Станислав Розмирович. – Как бы ни относились к Чубайсу, он подтвердил репутацию эффективного менеджера. При этом 400 млрд из бюджета – это на самом деле мало, наноиндустрия заслуживает больших вложений».

Перегнули планшет

Чем занимается «Роснано» по существу? Всего корпорация открыла по стране 83 завода и отметилась в 107 проектах. Они специализируются на выпуске самой разной продукции: от волоконных лазеров для резки металлов до лаков и красок с наночастицами, от нефтяных насосов до светодиодных лампочек, от сверхпрочного углепластика до нановакцин. В портфеле «Роснано» нашлось место и крупным проектам («Усолье-Сибирский Силикон» с общим бюджетом 29,1 млрд рублей, «НИИМЭ и Микрон» – 16,6 млрд, «Лиотех» – 13,6 млрд, «ЭсПи Гласс» – 11,8 млрд, «Этерно» – 9,2 млрд), и малому бизнесу («Центр перспективных технологий» – 0,39 млрд, «ЛЕД Микросенсор НТ» – 0,41 млрд, «Нейтронные технологии» – 0,46 млрд и др.). Разной бывает и доля участия корпорации. К примеру, в Aquantia Corporation она достигла 71%, в Beneq Oy – 89%, в ЗАО «Монокристалл» – 100%; напротив, в Joule Unlimited – 6%, в Mapper Lithography – 12%. Самые капиталоемкие отрасли для «Роснано» – электроника (37 млрд инвестиций на конец 2015 года, данных за 2016‑й нет) и энергетика (32,4 млрд).

За прошлый год портфельные компании «Роснано» произвели продукции на 369 млрд рублей с перевыполнением плана на 9 млрд, и теперь корпорация нацеливается на покорение планки 600 млрд к 2020 году. Подавляющую часть этой продукции на полках супермаркетов не отыскать: такие товары, как «коллоидные квантовые точки», «монолитный твердосплавный инструмент с многослойным наноструктурированным покрытием», «препреги на основе наномодифицированных углеродных и минеральных волокон и наномодифицированных связующих», носят подчеркнуто промышленный характер.

Тем не менее с плодами работы «Роснано» и ее компаний россияне сталкиваются регулярно, говорит Розмирович: «Когда вы покупаете майонез, скорее всего, он упакован в пленку «Данафлекс». Карточка, которую вы прикладываете к турникету в метро, оборудована микросхемой «НИИМЭ и Микрон». В аэропорту «Шереметьево» система безопасности работает на схемах «Элвис-НеоТек». Стекло на айфонах – не что иное, как синтетический сапфир от «Монокристалла». А металлоконструкции Живописного моста в Москве обработаны наноструктурированным покрытием от «Плакарда», поэтому они не ржавеют». В самой Роснано, как рассказал Чубайс на недавнем форуме Vestifinance, особо гордятся построенными в восьми регионах центрами ядерной медицины, где за 3 года 30 тыс. пациентов прошли сверхраннюю диагностику рака, а также отраслью нанобиофармацевтики, созданной с нуля и растущей на 10% в год. По прогнозам Чубайса, солнечная и ветряная энергетика скоро могут превзойти и эти темпы.

Однако так уж повелось, что нанопровалы Чубайса выглядят ярче и вспоминаются чаще, чем наноуспехи. Это и «чудодейственная» таблетка от гриппа «Кагоцел» (завод «Ниармедик Фарма» в Калужской области), которую эксперты-медики критикуют то за отсутствие испытаний, то за архаичную концепцию, то за вредные побочные эффекты. Это новосибирский завод литий-ионных аккумуляторов «Лиотех», где сорвались масштабные планы российско-китайского партнерства, в результате чего в 2014 году производство было остановлено, а в 2015‑м пошли иски о банкротстве. Это «планшеты Чубайса» – электронные книги Plastic Logic с гибким экраном, которыми планировалось заменить школьные учебники. В 2011 году Чубайс торжественно продемонстрировал гаджет Путину. А в 2015‑м признал: «Мы действительно не смогли сделать планшет. То есть он работает, просто конкурирует с iPad, мы совпали по времени». Впрочем, он не сдается: «Гибкая электроника – это точка гигантского прорыва с гаджетами, поэтому мы считаем, что этот проект сейчас находится на старте, как ракета». При поддержке столичных властей планируется строительство планшетного завода в Новой Москве за 5 млрд рублей.

Это, наконец, самая крупная потеря «Роснано» – «Усолье-Сибирский силикон», завод в Иркутской области на 1000 рабочих мест по производству поликремния для солнечных батарей. И здесь подвела конъюнктура: в 2008–2015 годах цены на поликремний рухнули с $300–400 до $20 за 1 кг. Как писали СМИ, вкладывая средства, в корпорации не прислушались к прогнозам экспертов и даже к собственному научному совету.

Всего, как сообщил в ноябре 2016‑го Чубайс, убыточными оказались 10 проектов «Роснано». В процентном соотношении это не так уж много: по сути, хвалить или ругать корпорацию – вопрос взгляда, отбора примеров в длинном портфеле, ведь его анализ сложно провести даже специалистам, не говоря о СМИ и обывателях. «Проблема в том, что это как раз громкие проекты, которые рекламировали и на которые не жалели денег, – отмечает Розмирович. – Эти уроки выучены. Сейчас «Роснано» ведет проект «Оксиал» по производству нанотрубок, это «бомба» ближайшего будущего. Правильно, что его начали пиарить не в начале, а уже по факту того, что стало получаться, когда убедились, что проинвестировали правильно».

Во всем виноват Чубайс

Но дуть на воду поздно: за 10 лет негативные истории уже подпортили имидж «Роснано». И дело не только в забуксовавших заводах. В 2013 году аудиторы Счетной палаты (СП) установили, что «Роснано» инвестировала 47 млрд рублей в зарубежные компании – якобы в обмен на передачу технологий РФ. Однако подтвердить получение ноу-хау в команде Чубайса затруднились. В 2015‑м СП снова проверяла корпорацию. Вывод – «Роснано» реализовала доли в половине проектов по невыгодным расценкам, в ущерб себе, а вдобавок выписала собственным менеджерам премии за подобные сделки на 25 млн рублей. Чубайс отвечал, что в вознаграждениях есть логика: «Если вы хотите ориентироваться на доход, то нужно мотивировать специалистов на получение дохода. В этом смысле при серьезном рассмотрении премии за получение дохода из убыточных проектов могут иметь смысл».

Впрочем, вместе с тем он признал, что в отчете аудиторов есть «объективно вскрытые недостатки»: отсутствие системы внутреннего контроля в организации, «плохо построенный» контроль за расходами, ошибки в кадровой политике и оценке рынков.

По следам проверок в 2013–2014 годах Генпрокуратура возбудила четыре уголовных дела в отношении топ-менеджеров «Роснано». До лета 2015‑го они не форсировались, но затем один из подозреваемых, глава «Роснанотеха» в 2007–2008 годах Леонид Меламед, был заключен под домашний арест, а предположительно остальные (официально фамилии фигурантов не разглашались) – Дмитрий Журба, Андрей Малышев, Яков Уринсон, Андрей Раппопорт и Юрий Удальцов – за короткий срок уехали в Европу.

Дело Меламеда и его подчиненного Святослава Понурова тянется до сих пор, на прошлой неделе стартовало его рассмотрение в суде. Экс-чиновников обвиняют в растрате 220 млн рублей, они вину отрицают. Проходящий свидетелем по делу Чубайс встал на сторону Меламеда, заметив, что «мы своих не бросаем».

Ситуацию подогревают неосторожные шаги самой «Роснано». Так, в декабре 2015 года Сеть облетели видеозаписи корпоратива, на котором Чубайс хвалился, что у «Роснано» «очень много денег, их просто вот совсем много», и обещал коллегам двойные премии. Когда поднялась шумиха, в «Роснано» сообщили, что корпоратив обошелся в 2,2 млн рублей и был организован на личные средства руководства.

«Над госкомпаниями из других сфер такого надзора нет и близко, тогда как все институты развития – и Сколково, и РВК – живут под дамокловым мечом, – говорит Розмирович. – Хотя инновации – точно не самая коррупционноемкая сфера экономики, особенно с учетом задач, которые она решает для страны». «Коррупции в «Роснано» не больше и не меньше, чем в других госкомпаниях, да и деньги не самые крупные, – соглашается экономист Владимир Милов. – Проблема в другом: госменеджмент – это постоянный источник управленческих ляпов, поскольку люди не мотивированы, они рискуют не своими деньгами и знают, что их всегда спасут. История с сибирским силиконом – это ошибка или коррупция? Могло быть и то, и другое, и все вместе».

Что касается лично главы «Роснано» Анатолия Чубайса, то по отношению к нему в российском обществе наблюдается редкое единодушие. Оппозиционер Алексей Навальный устраивает с Чубайсом теледебаты и называет его ведомство «шарашкой». На митинге реакционного Национально-освободительного движения красуется плакат «Враг народа Чубайс. Пора под суд!» (на соседнем плакате – «Жулик и вор Навальный. Пора за решетку!»). Один из руководителей прокремлевского ОНФ Михаил Старшинов рассказывает, что «у Чубайса стыда и совести нет и не было». Нередко «отводят душу» на Чубайсе депутаты Госдумы,в 2014 году Оксана Дмитриева (экс-«Справедливая Россия») призывала возбудить против него уголовное дело, в 2016‑м Владимир Сысоев (ЛДПР) предлагал расформировать «Роснано» ввиду некомпетентности. Едва ли не единственный из политиков, кто последовательно защищает Чубайса, – президент Путин. «Хоть у «Роснано» и есть неэффективные вложения, сделано немало полезного. Есть и проколы, провалы, но это не уголовщина», – заявил он во время «Прямой линии» в 2013 году.

«Если бы «Роснано» возглавлял какой-нибудь нейтральный Мантуров (глава Минпромторга. – «Профиль»), не было бы столько шума, – считает Милов. – Чубайс – олицетворение поговорки «Свой среди чужих, чужой среди своих». Для имперцев он – адский рыночник, агент Запада, который все развалил. А для людей вроде Навального он окончательно перешел в противоположный лагерь, потому что 20 лет возглавляет госкомпании и к идеалам открытой конкурентной экономики давно не имеет отношения. Обычный функционер, просто выглядящий более благообразно, чем условный Рогозин (вице-премьер, куратор «оборонки». – «Профиль»)».

«Страсти по Чубайсу» показывают, что российское общество не заинтересовано в серьезном анализе проблем в сфере инноваций, предпочитая ему сиюминутные скандалы, сетует Розмирович. При этом, по словам эксперта, Роснано есть что предъявить по существу: «Существуют шероховатости во взаимодействии Роснано с компаниями-партнерами. Слишком много отчетности, контроля, согласований, требований по входу и выходу из капитала, по результату, который компания должна достигнуть. Если что-то не так, Роснано жестко вмешивается в управление компанией. В итоге не все успешные производители готовы продавать свою долей на предлагаемых условиях. С другой стороны, Роснано не любит инвестировать в стартапы, тяготея к проектам с уже понятным действующим бизнесом. Это понятно, ведь от корпорации требуют отчета по каждому вложенному рублю. Но парадокс в том, что Роснано создавали для решения стратегических вопросов – развития инноваций, подъема технологического уровня страны, – и в то же время от нее требуют отдачи как от эффективного инвестфонда».

По словам Розмировича, двойственность положения Роснано попытались разрешить в 2011 году, выделив из нее ФИОП. После этого Роснано стала герметичной, закрытой финансовой структурой, с «технократично-бездушными» подходами к компаниям. «Но инновации – это среда, где нельзя быть бездушным, где нужны драйв и вдохновение, потому что талантливые бизнесмены и венчурные инвесторы занимаются этим не только из-за денег, но и ради удовольствия, – возражает собеседник. – РВК или Фонд содействия инновациям формируют вокруг себя эту среду, коммуникацию, Роснано – нет. По идее, этим должен заниматься ФИОП, но о нем вообще ничего не слышно».

Рынок безмолвствует

В 2015 году российский рынок наноиндустрии оценивался в 1,02 трлн рублей, в пересчете по среднегодовому курсу ($1 = 61 руб.) – $16,7 млрд, или 0,5% мирового. Если же брать объем экспортных поставок, то здесь показатели еще скромнее – у компаний «Роснано» он составил 54 млрд в прошлом году. Несколько ярких цифр, к которым постоянно апеллируют представители «Роснано», – контроль РФ над 75% мирового рынка нанотрубок, 30% рынка синтетических сапфиров и т. д. – не меняют общей картины: речь идет о некоторых технологиях из сотен и тысяч. Впрочем, по мнению Чубайса, догнать и перегнать остальной мир еще реально. Если глобальный рынок растет на 15% в год (прогноз Lux Research до 2020 года), то отечественный, согласно его недавнему обещанию, будет прибавлять по 40% и к 2027 году достигнет 4,4 трлн рублей. Это позволит России войти в «высшую лигу высокотехнологичных стран», которую сейчас составляют США, Япония, Китай и Южная Корея (больше всего патентов в области нанотехнологий регистрируют в Калифорнийском и Массачусетском универстетах, корейском научно-техническом институте KAIST и китайских университетах Пекина, Ханчжоу и Шанхая).

Остается вопрос, за счет чего Россия добьется такого рывка. Пункт своих же экономических планов, который «Роснано» стабильно проваливает, – это объем привлеченного частного капитала: 16,45 млрд рублей фактических вместо 20 млрд запланированных в 2015 году, 20 млрд вместо 50 млрд в 2016‑м. В отчете за 2015 год невыполнение этого пункта объяснялось «сокращением активности инвесторов… с учетом сложной геополитической ситуации, а также негативной динамики российской экономики». Тем не менее, к 2020 году Роснано надеется привлечь до 150 млрд внебюджетных рублей, причем если сегодня в создаваемых корпорацией фондах ее средства относятся к частным как 1:1, то за несколько лет это соотношение должно изменится до 1:4.

Главный итог 10‑летней эпопеи с нанотехнологиями – планировалось, что «Роснано» задаст вектор, который подхватит и разовьет рынок, но этого не произошло, говорит ведущий аналитик Amarkets Артем Деев: «На плечах государства вынести инновационную сферу невозможно, ее двигателем должен выступать бизнес. Но предприниматели неохотно идут в высокотехнологичные проекты. Те, кто на это решается, должны преодолеть множество препятствий – от непривлекательных условий внутри страны до образа России как исключительно сырьевого экспортера за рубежом».

Экономических предпосылок для бурного развития нанотехнологий нет ни на внутреннем, ни на внешнем рынках, подтверждает Владимир Милов: «Российский рынок в принципе маленький, весь оборот розничной торговли меньше 30 трлн рублей. У нас нищее население, которое покупает только базовые вещи, и спрос на инновационную продукцию создать сложно. Ориентироваться на экспорт правильно, но мы слишком закрыты от мира. К примеру, получение заключения у ФСБ о том, что товар не является продукцией двойного назначения, занимает у экспортера несколько месяцев. А международный рынок очень жесткий, скорость поставки – один из ключевых факторов».

Административные барьеры касаются не только экспортеров и не только бизнес: эту проблему можно интерпретировать шире. Выступая на прошлогоднем Петербургском экономическом форуме, профессор Массачусетского университета Лорен Грэхем задался вопросом, почему русские так хорошо изобретают, но так плохо монетизируют результаты изобретений. Дело в социально-политическом климате – отсутствии свободной прессы, независимых судов, политической конкуренции; без всего этого стремиться к инновационной экономике – все равно что хотеть «молоко без коровы», заключил Грэхем. «Профессор посещает нашу страну с 50-х годов, великолепно знает русский язык, и он точно не враг России. Его речь была выстрадана, – объясняет Розмирович. – У нас доминирует настрой на охранительство, а не на развитие – начиная от простого гражданина, который видит в бизнесмене жулика, и заканчивая элитами, считающими, что государственное руководство, централизованные проекты, внешний периметр безопасности важнее, чем открытость и свобода. Тут уже не проблема Роснано – она делает свою часть работы. Но нужно разобраться с другими госструктурами: чем они помогли российской промышленности? Легко развиваться в экономике США – в нашей же агрессивной среде компания растет до заметного уровня лет 20. Если брать лидеров рейтинга «Техуспех», то пройдет еще десятилетие, прежде чем они попадут в списки крупнейших компаний России с выручкой от 50 млрд рублей – «Эксперт 400», «РБК 500». Возможно, страна раньше поймет, что в XXI веке армией и флотом уже не защитишься, что ее третий союзник – это технологические предприниматели?»

На личном опыте наблюдения экспертов подтверждает руководитель IT-компании Rubetek Антон Мальцев: «Для меня главная проблема – налогообложение, – делится он с «Профилем». – Стартап поначалу не приносит выручки, его капитал – его команда. Как я могу в этот момент платить государству 40% различных налогов с зарплат? Вторая проблема – социальный фон: оторванная от реальности система образования, пропаганда безделья на рабочих местах. Предприимчивые люди, которые что-то понимают в инновациях, бегут в США. Остальные мечтают о карьере чиновника, прокурора или местечке в госкорпорации».

А надо ли нам нано?

В этих условиях, сколь оптимистично ни звучали бы отчеты «Роснано», переоценивать ее влияние на экономику РФ не стоит, соглашаются собеседники «Профиля». «Если «Роснано» завтра прекратит существование, это мало кто заметит, – говорит Мальцев. – В России немало стартапов, которые развиваются без господдержки и зачастую более успешны». «Среди партнеров Роснано наблюдается любопытное разделение: большие проекты, которые активно контролировались корпорацией, оказались неудачны, а небольшие, изначально запущенные по инициативе предпринимателей и не очень светившиеся на публике, сейчас благополучно развиваются», – отмечает Розмирович.

По словам Милова, на Западе инновации подразделяются на disruptive (прорывные) и incremental (возрастающие, постепенные). «В прорывном секторе доминируют мелкие и средние фирмы, работающие в конкурентной среде. Крупные институты, в том числе правительственные, существуют, но они отвечают за следующий этап – постепенное внедрение. Это взаимодополняющая среда». В России же доминирование госструктур, по мнению Деева, на всех этапах скорее вредит делу: «Заведомо нежизнеспособный проект чиновники могут лоббировать, а на революционный даже не обратить внимание. В сухом остатке вся эта деятельность сомнительна».

Эксперты уверены – в ближайшие годы «Роснано» не избежать перемен. «Их необходимость диктует сама жизнь, – поясняет Розмирович. – В 2007 году была повышенная эйфория по поводу нанотехнологий, считалось, что они станут драйвером экономического роста. Сегодня эта тема отошла в сторону, больше говорят о цифровизации, индустрии 4.0, умном производстве. Было бы правильно переориентировать Роснано. Сама корпорация уже вкладывалась в проекты, которые по академическим критериями трудно отнести к наноиндустрии: «Новомет», «Данафлекс» и некоторые другие проекты были за уши притянуты к ней, их главные компетенции заключены в других областях».

На грядущие изменения в Роснано намекал и Анатолий Чубайс. Осенью 2016‑го он рассказал о планах «выкупа компании менеджментом, сотрудниками, в том числе мной». Но экономике приватизация «Роснано» ничего не даст, возражает Владимир Милов: «Думаю, корпорацию придется просто закрывать, поскольку все это выброс денег, сажание алюминиевых огурцов на брезентовом поле, как пел Цой. С Чубайсом работают умные люди, возможно, они сделают несколько реальных проектов, но системных всходов это не даст. Нельзя рассматривать Роснано, Сколково и других инноваторов в отрыве от контекста, принимать особые законы и создавать тепличные условия, рассчитывая, что вокруг одинокого дерева в пустыне зацветет сад. Главная цель этих мероприятий – убедить «царя», что у нас есть инновации. Что самое интересное, россияне в это не особо поверили. Взять самолет МС-21 – может быть, он плохой, конкуренции «Боингу» не составит – но вот он летит, и все видят осязаемый результат. Первый вопрос про «Роснано» что у бабушек у подъезда, что на экспертных площадках: «Зачем это нужно?» За 10 лет сформировать понимание, что корпорация приносит стране реальную пользу, так и не удалось».

При участии Марии Сластенниковой